В руках Ирбиса. Елена Ласк
когда она скрылась из виду.
– Когда она позвонила отцу? – Поинтересовался, чтобы знать сколько у меня есть времени и для чего: нужно было либо уезжать, чтобы не беспокоить больше хозяев этого дома и не доставлять им неудобств, либо уезжать уже поздно и нужно подготовиться к разговору.
– Она не звонила. – Клим тоже доел свою порцию, откинувшись на спинку стула, поцеловав руку жены, успокаивая её.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. – Протокольный ответ на все случаи жизни. Только так он обычно общается с подчинёнными или теми, с кем не хочет вести разговоры.
– Тогда откуда она знает, что он уже едет?
– Она знает только то, что он должен приехать, потому что его люди докладывают ему о Нике каждые двадцать минут, которые уже давно прошли.
– Сколько у меня есть времени?
– Думаю, минут пять.
Глава 18
*Ника*.
Когда Стелла предложила остаться, я решила, что выдержу, что это лучше трусливого бегства. Мы не наедине, Кирилл уважает хозяев этого дома, и мне нужно было совсем немного потерпеть. Я чётко осознавала, что здесь Ирбис ничего мне не сделает и держалась благодаря этой мысли, а ещё мысли о том, что я в своём уме, у меня нет галлюцинаций, и с памятью всё лучше, чем в порядке. Я запомнила этот шрам, которого не было на его лице во время знакомства с Никой Абрамовой, который был как трещина на поверхности зеркала, когда уже Ника Разумовская смотрела на его отражение. Только ещё я помнила напряжение в теле от его прикосновений и взгляд, такой же обманчиво спокойный, демонстративно равнодушный, ранящий своим пренебрежением к нашему прошлому.
Когда Стелла увела Кирилла в детскую, я сразу сбежала в ванную комнату под недоверчивым взглядом Клима. Мою голову заполонили воспоминания, что замигали яркими вспышками перед глазами, все вперемешку, будто я увидела всё со стороны: нашу первую встречу, его наглый поцелуй со вкусом текилы, первый взгляд, который должен был меня напугать и оттолкнуть, наше свидание на катере, его заботу обо мне и моей репутации, как он ласкал меня в машине, а я изнывала от его прикосновений, его обещания, которые он мне давал и не сдержал, боль, которую оставил после себя во мне, и два потерянных года одиночества наедине с воспоминаниями о чувствах, которые я испытывала к самому настоящему животному, и которые больше ни к кому не смогу испытать, никому не смогу доверить ни тело, ни душу. Мне нужно было остановить это нескончаемое мелькание и задушить накатившее понимание, что не могу выносить его такого, чужого и непонятного, до тряски похожего на Барса. Я запомнила его другим, не оставив в памяти лица мучившего меня зверя. Я запомнила глянцевую поверхность его автомобиля, потолок машины, белое постельное бельё комнаты, холодную липкую темноту, всё, что угодно, только не его лицо, лишь последний взгляд наполненный чем-то незнакомым мне, который почему-то хотелось увидеть ещё раз.
Я слишком рано вернулась на веранду. Наедине с этими двумя мужчинами мне было некомфортно. Они были похожи на зверей, один из которых хочет растерзать меня, а другой сторожит. Когда Клим