Искусство офисных интриг. Как построить успешную карьеру в мире лжи, подстав и грязной игры. Оливер Джеймс
живет, содрогаясь от ожидания этой неопределенной «чистой воды». В одном Фрай ошибался – только те, кому свойственно притворство, испытывают такой страх.
В отличие от психопатических притворщиков, «как будто» личности не крадут или придумывают имя, а пытаются мимикрировать, повторяя стиль и образ группы или личностей, которыми восхищаются. Они, как Уолтер Митти, меняют маски и личности, не испытывая даже намека на противоречия.
Для обоих архетипов притворщиков можно выделить пять ключевых характеристик.
Отсутствие самосознания – личность притворщика представляет собой сплав чувств, идей, выражений и манер других людей. Зачастую притворщик может великолепно пародировать других, схватывая особенности произношения и жесты, а иногда выдавая их за собственные. Он великолепно адаптируется, собирает умные мысли и фразы окружения, превращая их в сетку, маскирующую нехватку собственных.
Его мошенничество скрывается за дилетантством и искусственностью поведения, проявляющихся в виде общекультурного архетипа, например, «спорт», «военный», «кэмп»[2] (несмотря на свою гетеросексуальность) или даже аристократическую веселость Берти Вустера.
В качестве дополнительного камуфляжа могут быть использованы эзотерика, сложные термины и обсуждение малоизвестных фактов, например, традиции строительства иглу у эскимосов или редкость определенных типов жестокости. Притворщик будет в первых рядах, использующих модные словечки, значение которых неизвестно, а окружающие не хотят почувствовать неловкость, задавая уточняющие вопросы. Он будет щеголять техническим жаргоном, чтобы сделать вид, что обладает знаниями или опытом инсайдера сложных профессиональных сфер (теория постмодернизма в литературе или что-то еще невероятно мудреное, в чем мало кто что-то понимает, – например, традиции анимэ или интернет-технологии).
В-третьих, притворщик будет демонстрировать поразительные вербальные навыки: беглость и сложность его речи просто сразит вас наповал. Это может быть словесный поток, украшенный изысканными каламбурами и блистательными метафорами, сравнениями и аналогиями; или же мудрые наставления, полные афоризмов и парадоксов; или же, в зависимости от ситуации, в которой вы находитесь, легкая болтовня, полная загадок и скрытых обещаний. По его мнению, язык и есть реальность.
Однако вся позолота слетает под малейшим давлением, если притворщик выберет неудачную жертву для бравады жаргоном (например, настоящего специалиста в интернет-технологиях). Поток может превратиться в жалкую, заикающуюся, несвязанную и спутанную речь, представляющую собой странную смесь, напоминающую бессвязный и бессмысленный бред шизофреника.
В-четвертых, он обладает уникальным, почти телепатическим, чутьем в отношении ваших мыслей и чувств – вне зависимости от их глубины, улавливая их за секунду до того, как вы их сформулировали. Тем не менее большую часть времени он поразительно
Кэмп – это форма чувствительности, которая преобразует не столько фривольное в серьезное (что наблюдалось при канонизации джаза, зародившегося как музыка для борделей), сколько серьезное во фривольное. (История уродства / под редакцией Умберто Эко. – М.: Слово / Slovo, 2007. С. 408–418.)