Чтобы что-то вспомнить – надо это пройти. Василий Гурковский
по рации шло сообщение в нашу бригаду: «Передайте Гурковскому, чтоб в эту субботу приехал в МТС, в баню». Это означало, что молодежь нашей центральной усадьбы хочет потанцевать. Мы запрягали бригадную кобылицу в обычный тарантас, а так как в основном ребята были приезжие, то грузились почти все на это транспортное средство, прицепившись, кто, где мог. Двое-трое размещались верхом на кобыле и шагом добирались за 18 километров в Ащелисай, на центральную усадьбу МТС. У меня было два гармоники – одну, купленную вскладчину, я держал в общежитии, вторая, МТСовская, была в бригаде для совершенствования. Мы подъезжали к общежитию, забирали гармонь и ребят, из тех, кто работал здесь, на месте, и ехали к клубу.
Вечерело. В клубе обычно в это время начиналось кино. Фильмы мы почти не смотрели: сперва шли в баню, а потом хотелось просто по-общаться, да еще ублажить местную публику, которая с нетерпением (мы это хорошо знали), ждала наших частушек. Обычно мы выстраивались в шеренгу человек в двадцать-двадцать пять: шли почти вполовину центральной улицы – от клуба до северного окончания ее, и пели. Туда и обратно – километра три. Так как мы шли, не спеша, то как раз успевали вернуться к клубу до конца сеанса.
В темные безлунные ночи зрителей-слушателей не было видно. Они стояли практически у каждого дома, ловили каждое слово. Смею заверить, там было, что услышать. Жаль только, что не хлопали. Неудобно, видимо, было. В светлые лунные ночи они тоже выходили, но стыдливо прятались в затененных местах.
Если частушку исполнять без купюр, то есть, такой, как она была рождена, то много чего можно было услышать. Но ребята старались подбирать то, что можно было петь на грани моральной допустимости, и это им удавалось.
Я всегда шел с гармошкой посредине. Справа – всегда Вася Самоделкин, коренной окающий волжанин, слева – всегда Виктор Морозов, парень из гармошечного города Шуя. Они были заводилами всего шествия. Они начинали, они заканчивали, они заполняли паузы при случайных сбоях.
Порядок был простой. Самоделкин, к примеру, начинает. Спел частушку – за ним тот, кто от него справа, и так – до конца шеренги. Как только спел последний, вступает Виктор, идущий слева от меня. За ним все, кто слева, по очереди. Закончили – опять идем вправо.
Чего только там не услышишь. Я знал сотни частушек разных стилей, так как играл беспрерывно и не по одному разу. Иногда ребята импровизировали и делили частушку на две части. Запевает Само-делкин: «Меня милка попросила не бросать, пока есть сила», а Морозов подхватывает: «Да не брошу, не боись, смотри с другим не завались!» И так далее.
Такие концерты были редкостью – хорошо, если в одном месте на всю область. Просто нам повезло, что ребята собрались веселые, певучие, один к одному. Да и были они совсем другими. Ну, не без того, чтоб после бани сто граммов выпить, чтобы горло для частушек очистить, да чтоб смелее пелось. За все наши молодые годы в селе не было ни поножовщины, ни других серьезных случаев, тем более грабежей или разбоев, хотя почти половина приезжих,