Квариат. Мария Фомальгаут
Он рассеянно благодарил меня, и чем больше он рассыпался в благодарностях, тем больше мне казалось, что здесь что-то очень и очень не так…
Чем больше вечер подходил к концу, тем больше я волновался – я понимал, что архитектор не может появиться сию минуту, но все-таки должен же он был появиться хоть когда-нибудь. Я поглядывал за окно, за которым темнело все больше, – и все больше я чувствовал, что строитель…
– …он не прилетит, – сказал мне дом, который не был домом.
– Откуда вы…
– …он погиб в авиакатастрофе.
– Откуда вы…
– …так я же говорил.
– Но… – внезапно догадываюсь, – вы что… сами сделали это?
Он не ответил, но я и так понял, что он сам, он сделал что-то, что самолет упал в бесконечном снежном вихре. Я хотел спросить – ну зачем, зачем, – но почему-то не мог задать этот казалось бы такой простой вопрос…
Дом, который не дом, все больше тревожно оглядывал себя, волновался, смотрел на пологую гранитную гору, поросшую буковым лесом, – и чем дальше, тем больше я понимал, почему он так сделал, этот величественный буковый лес, укрывший причудливую гранитную гору…
– …Уважаемый Вуд… Хауз…
– …зовите меня просто Вуд, какой я Хауз…
– Позвольте пригласить вас на сегодняшнее собрание домов…
– Ну что вы, какое собрание домов, я и близко не дом…
– Ну отчего же, вы дом… очень оригинальный, но дом…
Он так и просиял, этот дом в виде буковой рощи на гранитом склоне, а я добавил, что в жизни не видел такой оригинальной постройки. Он еще не знал, что я арестую его сегодня за убийство архитектора, и не отпущу, пока буковый лес не вернет архитектора к жизни, а мы уж подсунем ему что-нибудь ненужное, из чего можно построить великолепный дом…
Два моих Воспарижа
У меня будет два Воспарижа – то есть, один-то был давно, – уютный, теплый, согретый каштановым сентябрем, обласканный шафрановым солнцем. И другой Воспариж, который я привел только сейчас, осторожно поставил на пол, в тревоге ожидая, как они друг друга встретят, или обнюхаются, чихая и фыркая, или, чего доброго, зарычат и набросятся друг на друга. Так оно и есть, накинулись, теряя перья и клочки шерсти, зарычали утробно и глухо. Ну а как я хотел, если у меня два Воспарижа – один давний, уютный, целехонький, обогретый сентябрем, и другой, промозглый, мартовский, ощеренный руинами, глядящий на меня пустынными глазницами окон. Воспариж, по которому я бродил в поисках знакомых улочек и не находил их, они как будто убежали из города, напуганные тем, что случилось. А вот храм Кого-то Там я нашел почти сразу – он возвышался, будто бы почти нетронутый, только черные провалы стекол говорили о том, что все-таки собор не миновала беда. Я искал уютные лавочки, пахнущие ванилью и корицей – но теперь они встречали меня пустотой, которая пропахла затхлостью и сыростью. Я шел до магазина снов, до которого не добрался в первый раз, в свой первый Воспариж – но улица обрывалась в бесконечную пропасть, подернутую туманом.
Итак,