Пьяный полицейский. Антон Ботев
холодно и мертво. Явно не было тут больше веселья и радости, очевидно царивших в этом месте в иные времена. Но, тем не менее, перрон был, и ни один фонарь не был разбит, правда, ни один и не светил, но было еще достаточно светло, чтоб дождаться электрички в любую сторону и уехать в настоящую цивилизацию, а не поддельную, как ушанка иностранца.
Раздался стук колес поезда, идущего в направлении Перми (и, соответственно, Шали). Мы выскочили из кассы. Это оказался грузовой. Галя стала махать ему, чтоб он остановился, но, разумеется, безуспешно. Иностранец стоял и безучастно смотрел на все пустыми глазами. Мы пытались говорить с ним на разных языках, спросить его, как он попал-то сюда, но он отвечал только «нихьт панимайт» или «муа-туа не компран па».
Платформа переходила в мост через маленькую быстротекущую речку. Не помню, упоминал ли я, но был ноябрь, причем теплый для ноября. Земля, конечно, была холодная, но еще даже не промерзшая – чуть выше нуля, и речка еще не замерзла, может быть, плюс пять. И вот мы стояли на железнодорожной платформе-мосту и смотрели на то, как течет река. Миллионы людей писали или говорили о том, что можно делать вечно, обязательно упоминая течение воды, горение огня и третий компонент, переменный; я бы сказал, что можно вечно смотреть на то, как течет эта река, и ждать поезда. Галя поморщилась от моей пошлости, но сказала, что, видимо, вечно ждать и будем. Долгое время ничего не происходило, только текла река и дышали мы с Галей и иностранцем, но потом все-таки что-то произошло. Нечто весьма интересное.
Не знаю, с самого начала посередине реки стояла полицейская машина или въехала туда, пока мы отвернулись или, может, моргнули. Если была с самого начала, то была настолько вписана в пейзаж, что не обращала на себя никакого внимания. В любом случае я ее заметил только на середине. Не знаю также, была ли она неподвижна ранее, но она вдруг стала двигаться к берегу, это было практически под мостом, чуть ниже моста. Она почти достигла берега (левого), но река у этого левого берега стала вдруг существенно глубже, и машина погрузилась в воду практически до середины стекол. Тем не менее машина продолжала ехать, она продолжала бороться, и мы все с волнением и сочувствием, но и с некоторым любопытством следили за ней.
Вот она своей кабиной уже почти выбралась на берег, но заглохла. Дверь была покрыта водой, но не настолько, чтоб ее нельзя было открыть, вот она и открылась, и оттуда вывалился огромный полицейский, который вошел в реку и стал толкать машину сзади. Я бросился на помощь, ухватился за нее спереди и стал тянуть. Галя и иностранец остались на платформе ждать поезда. Я думаю, что моя помощь была лишь символической, потому что полицейский, кажется, был настолько силен, что вытолкнул машину на берег, вышел сам и в изнеможении упал рядом с машиной. От него остро разило этиловым спиртом, и, присмотревшись, я понял, что спать он лег больше не от изнеможения, а от пьянства. Я попытался поднять его, у меня не получилось, очень уж он был большой и тяжелый, и я просто стоял рядом, не зная, что делать. Загрохотала