Беги, Василич, беги. Олег Северюхин
лаго дон Альберто недурен собой, возрасту среднего и средней же упитанности.
Я сел в старое огромное и пропыленное кресло, покрытое когда-то прекрасным гобеленом, ставшим сегодня обыкновенной вытертой тряпкой, которую уже невозможно использовать для мойки грязных полов, и задумался.
Дом мне достался совершенно случайно. Жена повернулась на том, что только жизнь на природе и в естественных условиях делает человека крепче и богаче духовно. Поветрие поиска смысла жизни в дикой природе возникло еще в каменном веке и не излечилось до сегодняшнего, хотя каменные джунгли того и нынешнего времени чем-то похожи друг на друга. Точно так же, наиболее крутым считается тот, чья пещера находится выше и чьи нечистоты текут по стенам нижележащих жилищ.
Точно так же было в лесах и пустынях, где какашки местных жителей, разбросанные по округе квадратно-гнездовым способом, отравляли удовольствие от прогулок, вышедших на пленэр пейзан, но определяли пределы принадлежащего им пространства.
Спасало только одно – малое количество тогдашних жителей. А представьте себе, если бы в каменном веке жило шесть миллиардов питекантропов? С ума можно сойти. Чем их кормить? Да они бы сожрали друг друга в прямом смысле слова, а не в переносном, как это делается сейчас, и загадили бы всю землю, а потом передохли от эпидемий.
Следующее. На мой дом и усадьбу нет претендентов. Нет и все тут. И это в нашей стране обновленного капитализма, созданного правоверными коммунистами, давно мечтавшими о господстве там, где они только появляются, деньги стали мерилом нравственности и порядочности во всем.
Жила-была одна старушка. Древняя-предревняя, а соседи дали ей мой адрес. Так мол и так, человек вроде бы хороший, писатель, смирный, не пьет, не курит, семья маленькая и что самое главное – человек порядочный, что в наше время является качеством на семьдесят процентов отрицательным и примерно на тридцать процентов – положительным.
Старушка при помощи соседей созвонилась со мной и назначила встречу у нее дома.
Приехали мы к ней вместе с женой. Зашли в дом. Чувствовалось, что когда-то это был крепкий и зажиточный дом, стоящий на самом высоком месте в поселке, примыкая к лесу, который стал настолько маленьким, что его можно вполне назвать рощицей.
– Приходите, гостеньки дорогие, – сказала старушка, выйдя к нам, опираясь на деревянную клюку. – Уж не обессудьте старую, что вызвала вас для разговора. Самой неудобно, что ввела вас в разорение, да и время ваше драгоценное потратили на меня. А машину можете поставить здесь, прямо в ограде.
– Ну что вы, Клара Никаноровна, – успокоил я ее, – ничто в жизни не делается просто так и никогда встреча с людьми не бывает ненужной.
– А не скажите, молодой человек, – засмеялась старушка, – иногда бывают такие встречи, что так и думаешь, что это не Господь Бог устроил ее, а тот Владыка, имя которого мы не произносим просто так. Да вы проходите и не обессудьте, что порядка у меня в доме никакого. Сил нет приборку сделать, да и угостить-то вас нечем.
– Не волнуйтесь, Клара Никаноровна, сказала моя жена, – у нас все с собой есть. Вы только покажите, что и где есть, а мы уж тут сами на стол соберем.
– Да вот оно, все тут, – сказала хозяйка и обвела дом руками.
Мы посадили Клару Никаноровну в кресло и стали накрывать на стол.
Стол был тяжелый, дубовый и покрыт такой скатертью, которая рассыпалась не только от дуновения на нее, но и даже от взгляда. Стол был слишком тяжел, поэтому мы подтащили кресло к столу.
– Возьми, дочка, скатерть в комоде, – сказала старушка и подала моей жене связку маленьких ключиков.
В комоде лежали старые скатерти, простыни, наволочки, платья и прочие текстильные изделия, которые всегда хранились в старых комодах.
Я взял ведро и вышел во двор к примеченному мной колодезному срубу. Открыв крышку колодца, я был ослеплен солнечным светом, вырвавшимся из колодца.
– Ничего себе, – сказал я себе, – обычно солнце ярко врывается в колодец, а не вырывается. Хотя, это мне просто показалось. Солнечный луч упал в колодец и отразился от воды.
Опустив ведро в колодец, я с помощью ворота достал ведро прозрачной и теплой воды. Именно теплой, как будто она стояла на солнце и грелась. Отхлебнув из ведра, я почувствовал вкус настоящей колодезной воды, но не холоднющей, а именно нагретой на солнце.
Получив воду, жена быстренько протерла стол влажной тряпкой и накинула на нее приличную белую скатерть. Затем вся вода пошла на мытье посуды из горки, стоявшей в комнате.
– Олег, не будете ли так любезны раздуть самовар? – спросила меня Клара Никаноровна. – Вы умеете с ним обращаться? Вот он стоит за занавеской.
За занавеской стоял не самовар. Там стоял генерал. Серебряный семилитровый генерал, вернее, семилитровый самовар, украшенный десятком медалей, так четко выбитых на поверхности, что можно было прочитать каждую буковку. Василiй Павловичъ Баташевъ въ Тулъ. Фабричное клеймо утверждено правительством. Одна