Господин Музыка. Екатерина Гракова
к виолончели, еле удерживаюсь, чтобы не спрыгнуть.
Звон и грохот. Разлетается стекло.
Визжит женщина. Вот этого терпеть не могу, когда женщины визжат.
– Вам… вам что нужно?
Полуодетая дамочка пялит на меня испитое лицо.
– Чего надо-то, я не поняла?
– Это вы у них спрашивайте, чего надо…
– У кого?
– У виолончели моей… со скрипкой.
– Взбесились, что ли?
– Ну…
– Так это… настройщика вызывать надо… – тянется к телефону.
– Я настройщик и есть.
– Так какого…
Виолетта бешено хлопает крыльями, дамочка испуганно замолкает. Тут же скрипка и виолончель взмахивают смычками, понимаю – будут играть.
Не узнаю мелодию. Плохо у меня с мелодиями, не узнаю. У дамочки, что ли, спросить, да она вообще кроме муси-пуси в жизни своей не слышала…
Дамочка всхлипывает.
– Это же… это…
Осторожно пытаюсь успокоить:
– Да не бойтесь, они плохого-то ничего людям не сделают…
– Ты вообще дебил, что ли?
Вздрагиваю.
– Он же мне тогда играл… это…
– Кто?
– Андрюха, кто… блин, продрала всю жизнь свою…
– Так вернитесь… к нему.
– Ты больной, и не лечишься? На хрена я ему сдалась такая…
Вспоминаю что-то.
– Губаревский Андрей?
– Ты откуда знаешь?
Знаю. Ждет вас. Скучает. Очень.
– Ты откуда знаешь?
– Я с ним работаю, как не знать.
Виолетта играет, к ней присоединяется Дженни, дамочка машет руками, прекратите, прекратите, душу вымотали…
– Давайте… помогу вам… дойти. Такси вызовем…
Дамочка опирается на корпус Виолетты…
Играю. Женщина уже сама раскрывается передо мной, просит получше натянуть струны души, чтобы звучали, как надо.
Это еще только начало. Еще долго нужно настраивать затравленное животное, чтобы дикий кусок мяса превратился в человека с живой душой. Мне еще только предстоит научить её слышать музыку небесных сфер.
Ничего.
Лиха беда начало.
Веду женщину на буксире. Наш настройщик притих.
Устал.
Над городом проклёвывается рассвет, кончилась ночь, время безумных людей, не слышащих, не играющих, не живущих…
Цэ-пять, дэ-четыре
Поле боя пахло смертью – даже сейчас, когда битва, казалось, утихла, и только редкие крики и стоны напоминали о недавнем кровопролитии. На пути мне попалась убитая лошадь, у нее была почти отрублена голова, это было и мерзко и страшно – я приказала себе не смотреть. Не смотреть, не думать, брести и брести по полю, перешагивая через трупы пехотинцев. Я должна была найти своего короля, прежде чем его нашли враги, хотя врагов-то и не осталось на поле, только уже пылающая башня-тура и одинокий всадник, которого добивали наши солдаты.
Мой король… сердце сжималось при одной мысли о том, что могло с ним случиться. Я не допускала мысли, что он может быть ранен – нет, он где-нибудь сидит, целый и невредимый,