Королева. Карен Линч
открыла большой подарок от Лукаса, – выпалила Вайолет.
Я оглядела коробку с чувством любопытства и обиды. Несколько недель Лукас вел себя так, будто меня не существовало, но все же нашел время подготовить подарок на мой день рождения. Я сама не знала, как к этому относиться.
Подцепив верхний край оберточной бумаги, я разорвала ее по всей длине подарка, который был почти полтора метра длиной. Под ней оказалась простая картонная коробка, и, подняв крышку, я увидела внутри контуры черного гитарного футляра.
Вайолет заглянула мне через плечо.
– Он купил тебе новую гитару. Держу пари, она классная.
– Ты откроешь? – спросил папа, и я поняла, что слишком долго разглядывала футляр.
Достав из коробки, я положила его на стол. Отстегнула защелки, подняла крышку и посмотрела на лежащий внутри инструмент. Мне потребовалось немало времени, чтобы понять, на что я смотрела.
Слезы застлали глаза, когда я потянулась к гитаре, на которой дедушка учил меня играть. К той самой гитаре, которая была одной из самых ценных моих вещей, пока двое мужчин не вломились сюда и не сломали ее. У меня рука не поднялась ее выбросить, а потому я засунула ее под кровать подальше от глаз.
– Как? – прошептала я.
– Лукас попросил, и я отдал ее ему, – сказал папа. – Я сомневался, что ее можно починить, но он сказал, что сможет это сделать.
– Попробуй, – сказала Вайолет, и Финч согласно присвистнул.
Я достала гитару из футляра и уселась. Настроив струны, я сыграла несколько аккордов из любимой песни Финча. Она играла и звучала точно так же, как до того, когда была сломана.
Я сделала вид, будто снова настраиваю струны, чтобы мне не пришлось поднимать взгляд и видеть, как все присутствующие наблюдают за мной. Я не понимала, как возможно, что Лукас озаботился тем, чтобы сделать мне настолько значимый подарок, но в то же время не хотел видеть меня или хотя бы взять трубку и позвонить. В этом не было никакого смысла, и я была сбита с толку еще больше, чем прежде.
– Тебе нравится? – спросил Конлан.
– Она безупречна, – искренне ответила я и стала играть, пока боль в груди не стихла.
Я содрогнулась и натянула шапку пониже, чтобы спрятать уши от ледяного ветра, пронизывающего кладбище. Казалось, эта зима длилась уже целую вечность и все никак не хотела выпускать нас из своей цепкой хватки.
Мама, словно невосприимчивая к холоду, присела рядом со мной на корточки, чтобы возложить свежие цветы у основания белого мраморного надгробия. Она раскладывала цветы и вела тихую беседу с сыном, который, как она по-прежнему верила, был здесь похоронен.
Я переглянулась с папой поверх ее головы и увидела, как нелегко ему было. Последние двадцать лет они с мамой скорбели о покойном сыне, а теперь ему приходилось наблюдать за ее нескончаемыми страданиями. Папа спросил у врачей, как много из того, что она не помнила, можно было ей рассказать, и доктора ответили, что с ней можно поделиться незначительными фактами. Чтобы избежать рецидива, нам нужно позволить ей самостоятельно восстановить воспоминания.
Мы с папой решили,