Ведунья и богатырь. Регина Грез
вывернули бычью голову набок и потянули к земле.
Страшный рев оборвался надсадным хрипом, тяжелое дыхание зверя разметало волосы Нечая, а он продолжал сгибать шею, давя всем весом на лоснящуюся, липкую от слюны морду, пока бык не перестал биться под ним. На миг и сам богатырь словно памяти лишился, от напряжения гудели во лбу чугунные колокола, не слушались пальцы, приросшие к изогнутым рогам.
– Чья скотинка-то была? – раздался над ухом заботливый старческий голос. – Кому убыток зачесть?
Народишко копошился, смыкая неровный строй вокруг лежащей на земле пары – матерого быка со свернутой шеей и молодого мужчины в залатанном полушубке. Испуганно ахали бабы, восторженно щебетали мальчишки, деловито переговаривались мужики, обсуждая размеры поверженного животного.
Нечай выплюнул изо рта клочок черной шерсти, облизал пересохшие губы и с трудом повел затекшими плечами. Распоротый в лесу бок немилосердно болел, рана открылась, и повязка уже набухала кровью.
Оттого и расплывались перед глазами чужие сапоги и полушубки, пока в багряном зареве не мелькнуло нежное личико Отрады. В дрожащем голосе княжны теперь не было и капли заносчивости.
– Спаситель мой, прикажу в терем отнести, батюшка наградит!
Коснулась колючей щеки Нечая легкая рука с тонкими перстами, и сразу же подхватили княжну рослые стражи, увели за собой.
«Пригрело солнышко и спряталось за тучку…»
А уж рядом ведунья хлопочет, обхватила друга вокруг пояса, будто хочет оторвать от бычьей холки, и все-то непривычно молчком, потому что слезы даже причитать мешают.
Зато чужой стариковский говор озабоченно кому-то докладывал:
– Слыхали? Постельничий князев за убитого быка заплатил серебром. Велел тушу отдать богатырю. А ежели парень помрет? Погляди, как кровища хлещет, рогом видно его задело… Кому мясо, кому шкуру тогда?
Тут уж Нелада огрызнулась:
– Ну вас в баню! Слетелись, как воронье на мертвечину. Подскажите лучше, как усмаря Шатуна сыскать, к нему мы шли, ему быком и поклонимся.
Посиневшими губами Нечай пробовал улыбнуться ведунье, еще и шутил коряво:
– Двух дней не прошло, опять тебе меня штопать. Но если как в прошлый раз будет, я согласен.
Ух, как она полыхнула лицом.
– Молчи, неуемный! Лезешь на рожон, а если б он тебя затоптал? Все удалью хвалишься ради синих глаз, а княжна тебя уже к вечеру позабудет за медовыми яблочками.
– Лишь бы ты помнила, ладушка. Я же не за награду…
Никогда не умел Нечай с девками красиво болтать, проще поле вспахать да повалить сосну, что сотню лет подпирает макушкой небо.
Уважительно раздвинулась толпа, вышел вперед мужик с неровно подстриженной полуседой бородкой. Невелик ростом, но грудь широка и руки длинные, что весла на торговой ладье. Зоркие черные глаза смотрели со строгим прищуром.
– Сказали мне, будто парень в лаптях одним пальцем зашиб быка-пятилетку. Ого! Думал, брешут… И вовсе не кляча