Демоны Марфы. Екатерина Николаевна Широкова
абуретке напротив.
– Милая, а ты чего так вскинулась? – обрадованная женщина вскочила на ноги и бросилась накрывать на стол, где до сих пор красовалась лишь большая чашка с только что заваренным сладким чаем, всё ещё не выпитым гостьей. – Это мой сын с работы пришёл, вот сейчас и познакомитесь, и поужинаем все вместе заодно! Ты сиди и чай-то пей, вон, замёрзла как! А потом тебе в горячую ванную надо.
– Мам, ты там с кем разговариваешь? – молодой человек громыхнул сумкой об пол и замер в проёме, с подозрением глядя на недоразумение, сидящее на его любимом месте, сбоку от окна. Это была совсем юная, не больше двадцати лет, но явно очень уставшая девушка со злым и бледным лицом и колючим, загнанным взглядом, и прямо сейчас с её волос капало на книгу, позабытую им на завтраке, а её голые лодыжки торчали из его же шерстяных носков.
– Вы не говорили про сына! – ощетинилась гостья, а мужчина вопросительно вскинул брови.
– Мам, может быть, ты объяснишь, что это такое? У нас открылась бесплатная ночлежка для всех желающих?
– Ну почему же бесплатная? Мы про оплату договорились, так ведь? – хозяйка подмигнула Марфе. – Федь, тут такое дело, ты ни за что не поверишь! Я как раз шла домой из магазина, хлеба купила, а тут она. Сидит на остановке возле аптеки и плачет навзрыд, да так жалобно, что у меня сердце ёкнуло. Ну я и подошла спросить, может, помощь какая нужна. Видно же, что девочка-то хорошая, не гулящая какая-нибудь. И не артистка, – хозяйка сделала страшные глаза и беззастенчиво подмигнула уже сыну, – представляешь, только приехала в Москву, а её уже обокрали!
– И? – грубо потребовал Федя, так как мама сделала демонстративную паузу, чтобы сын мог выразить всю глубину своего сочувствия.
– И я подумала, что можно пустить её пожить в свободную комнату. Ненадолго, конечно. Хотя, там и посмотрим, чего сейчас-то загадывать?
– Мам, ты в своём уме вообще? – Федя скрестил руки на груди, хотя они так и чесались выкинуть бродяжку из квартиры, пока та не украла чего-нибудь.
– Почему ты так невежливо разговариваешь? Нельзя же так при Марфе!
– Так ты у нас Марфа, да? Это какой-то гипноз? – Федя шагнул к столу и угрожающе навис над девчонкой. – Чего тебе надо?
– Я, пожалуй, пойду, – Марфа тоже вскочила и с размаху уперлась обеими руками в молодого хозяина, перегородившего проход, – а ты дай мне дорогу!
– Ну что ты наделал! – всплеснула руками женщина. – Она же обидится и уйдёт, а ей даже ночевать негде! Кинули её, бедняжку.
– Носки мои отдай! – некстати брякнул Федя, продолжая стоять столбом, а в тех местах, где ледяные ладони девушки прижимались к рубашке, возникло лёгкое, микроскопическое покалывание. Будто сотни тонких игл одновременно вонзились в кожу, впрыскивая внутрь что-то жутко холодное. Ощущение почти незаметное, но Федю аж тряхнуло, а она вдруг отдёрнула руки, как будто ненароком схватилась за раскалённую крышку кастрюли.
Девушка неловко плюхнулась обратно на табурет и яростно содрала со ступней тёплые носки, отшвырнув их подальше, и снова выпрямилась во весь рост, больше не делая попыток прикоснуться к мужчине или как-то отодвинуть здоровяка.
– Вот! Подавись! Сам подберёшь и постираешь, надеюсь? Или мамочку попросишь? А теперь мне можно уйти отсюда?
– Скатертью дорога! – он отступил к плите и изобразил клоунский поклон.
– Федя! – возмущённо крикнула хозяйка, но Марфа уже юркнула в коридор, а здоровяк последовал за ней, прикрыв за собой дверь на кухню. Девушка торопливо засовывала ноги в высокие и нескладные ботинки, пока он придерживал дверную ручку, а мама гневно барабанила с той стороны. – Федя! Федя, я не разрешаю тебе прогонять её сегодня!
– Мам, я никого не прогоняю. Она сама уходит.
– Останови её и извинись сейчас же! – голос хозяйки сорвался на визг.
Федя мгновенно отпустил ручку и мать шумно ворвалась в прихожую, тут же повиснув на сыне.
– Ладно, – он закатил глаза, – извини… Марфа. Оставайся и торчи тут, сколько влезет, пока мать сама тебя не прогонит.
– Это что, шутка такая? – девушка с недоумением тряхнула мокрыми прядями. – Ты типа остряк, да? Потому что…
– Нет, я серьёзно. Оставайся, если хочешь, – он повернулся к просиявшей матери, – а я пойду спать. Мам, ужина не надо. Устал, как собака. Всем спокойной ночи.
Мобильник Марфы завибрировал, когда она уже сидела в наполненной почти до краёв ванной, обхватив руками колени. Она спокойно вытерла руки выделенным ей полотенцем и нажала на зелёную, ничего не сказав вслух. Выслушав несколько коротких фраз, девушка равнодушно бросила:
– Неделя. Максимум, две, – и нажала отбой.
Всю ночь хозяйка квартиры плохо спала, беспокойно ворочалась с боку на бок и с жадностью прислушивалась, не раздастся ли шлёпанье босых ног по паркету, но они оба, и чертовски рассерженный и разобиженный сын Федя, и новая квартирантка Марфа так и не высунули носа из своих комнат, не издав при этом ни звука, словно вовсе покинули её дом. Под утро Мария Захаровна не выдержала