Тонкая серебристая нить. Полина Жеребцова
по пустому разбитому Хлебозаводу и, разумеется, никакого хлеба не обнаружив, мы решили возвращаться. Мои сапоги промокли, а варежки мало согревали руки, но я не жаловалась, а всё прислушиваясь, не летят ли самолеты.
Гул в небе заставлял меня судорожно вздрагивать и закрывать голову руками. Когда самолеты шли на снижение, чтобы сбросить бомбы на улицы и дома, их рев, подобно огромной звуковой волне, накрывал нас, и только затем следовали оглушительные взрывы и земля уходила из-под ног. В воздухе пахло металлом и пеплом, а черные сгоревшие дома походили на истлевшие скелеты людей, и казалось, что мы навсегда застряли в этом кошмаре.
Иногда вдалеке по трассе ехала грузовая машина, скрипя колесами по льду и снегу. Этот скрежет я принимала за нарастающий гул самолета-штурмовика, поэтому падала прямо на дорогу и закрывала уши.
– У всех дети храбрые, а мне трусиха досталась! Это машина! Она уже проехала, – ворчала мама, нередко награждая меня тумаками для пущей убедительности.
Но случалось так, что мама ошибалась. Взрослым свойственно не видеть детали, не чувствовать связи между явью и сном. Вернее, чувствовать могут лишь те, кто сохранил в себе душу ребенка. Таких людей единицы.
Вот и на этот раз, поругав меня за трусость и поглядев вслед удаляющемуся грузовику, в котором гремели какие-то коробки и железные ящики, мама упустила из виду, что российский самолет словчил, втиснувшись в гул промчавшегося по абсолютно пустой трассе грузовика.
Предчувствие подсказывало мне, что маму нужно спасать. Я знала, что будет взрыв за минуту до того, как его услышат остальные обитатели ада. Дернув маму за рукав, я заставила ее согнуться к земле, усыпанной снегом, и прокричала:
– Мы должны спрятаться!
Рядом с нами, буквально в десяти шагах, была бетонная плита, исчерченная осколками. Серая большая плита, в которой жили искореженные куски арматуры, лежала сама по себе рядом с трассой.
– Что?! – не поняла мама.
В этот момент земля под ногами покачнулась, самолет злобно взвыл, выходя из пике, и стало ясно, что мы совершенно лишние в пространстве черного снега и белого огня. Мама скатилась за бетонную плиту ко мне. Солнце светило нам прямо в глаза.
Я лежала на холодной январской земле и думала о том, что больше не увижу, как растет трава. Именно эта мысль казалась мне сейчас очень важной.
Я всегда любила смотреть, как растет трава. Утром, в час пробуждения солнца, зеленые ростки показывались из глубин земли. Днем ростки становились больше, приобретали темно-зеленый цвет, и довольные садовые улитки стремились вскарабкаться повыше на одуванчики, чтобы сверху посмотреть на эту красоту: к вечеру травинки наливались соком весны. Нередко, сбежав из дома, я проводила целый день, наблюдая за этим удивительным микромиром.
Кто-то скажет «глупость», а это была моя вселенная. Закрыв глаза, я видела улитку, которая питалась травинками.
Мы лежали на снегу около часа, пока соседняя улица превращалась в горстку камней, оставляя свою жизнь лишь старым фото, а потом побрели в свой дом, как оказалось,