Стенающий колодец. Монтегю Родс Джеймс
на ее племяннице.
Она тоже оказалась права, когда предположила, что плиты в храме пронумерованы. На дне каждой из них были написаны краской цифры. Некоторые из них не сохранились, но по оставшимся в целости Хамфриз все-таки сумел восстановить надпись. Она гласила:
Penetrans ad Interiora Mortis[12]
Как ни был благодарен Хамфриз своему дяде, он не мог простить его за то, что тот сжег все дневники и письма Джеймса Уилсона, одарившего Уилсторп храмом и лабиринтом. Об обстоятельствах смерти и захоронения этого лица сведений не сохранилось. Весь его архив состоял лишь из завещания, по которому необыкновенно щедрое вознаграждение получил его слуга с итальянским именем.
По мнению мистера Купера – если выражаться нормальным языком, – в любом печальном событии можно найти свой смысл, если наши ограниченные умственные способности в состоянии разобраться в нем. А мистер Калтон вспомнил историю о какой-то тете, уже покинувшей нас, которая, кажется, в 1866 году потерялась в лабиринте в Ковент-Гардене, а может, и в Хэмптон Корте.
Но самое странное во всей этой истории оказалось то, что книга с притчей исчезла безвозвратно. И Хамфризу так и не удалось переписать для леди Уордроп тот кусок, что он читал.
Резиденция в Уитминстере
Доктор богословия Томас Эштон сидел у себя в кабинете. Он был облачен в халат, а на выбритой его голове красовался шелковый ночной колпак. Снятый парик занимал свое место на болванке на столике. Пятидесятипятилетний доктор обладал крепким телосложением, сангвиническим характером, суровым взглядом и вытянутой верхней губой. В тот момент, когда я знакомлю с ним вас, лицо его освещали прямые лучи полуденного солнца, падающие сквозь высокое подъемное окно, выходящее на запад.
Солнце проникало в комнату, которая отличалась высоким потолком. Стены ее были заставлены книжными шкафами, меж которыми проглядывали деревянные панели стен. Письменный стол был обит зеленым сукном, на котором стояли: то, что доктор называл серебряным чернильным прибором (поднос с чернильницами); гусиные перья; парочка книг в переплетах из телячьей кожи; бумага; длинная курительная трубка и медная табакерка; оплетенная соломой бутылка и ликерная рюмка. И происходило все это в 1730 году, в декабре, после трех часов дня.
Если бы в кабинет заглянул посторонний наблюдатель, он бы согласился, что читателю я предоставил весьма подробное описание комнаты. Ну а если бы сидящий в кожаном кресле доктор Эштон бросил взгляд из окна, что бы увидел он? Сад, верхушки кустов и плодовых деревьев и огораживающую его стену из красного кирпича по западной стороне. Посередине стены находились двойные замысловатой конструкции железные ворота с орнаментом в виде завитков. Сквозь ажурные ворота можно было разглядеть малых размеров участок – небольшой склон, вдоль которого, по-видимому, струился ручей, и крутой подъем к полю, более похожему на парк и окруженному дубами, в это время года, естественно, сбросившими свою листву. Меж их стволами виднелись небо и горизонт. Небо было золотистое,
Как пройти к месту упокоения