Падение с яблони. Том 2. Александр Алексеев
развратник Соболевский на глазах у всех так нагло целуется с настоящей девственницей! Слава богу, что есть на свете чувство, которое называется «плевать на всех!», и что ему подвластны даже стопроцентные девочки.
Мы не виделись с Любашей, наверное, месяц. И я сразу же, как только освободил свои губы, спросил о причине задержки.
Любаше было трудно заговорить. Изнутри ее душил восторг. И она жалась ко мне молча, словно приехала не от мамочки родной, а, наоборот, к ней.
Мы танцевали.
– Так что же случилось, Любонька моя? Я уже успел подумать, что ты там вышла замуж и нарожала кучу детей. Не от меня.
– Да нет, просто надо было помочь матери, – немногословно объяснила она.
Я продолжал расспрашивать Любашу обо всем. И мне удалось выудить, что у нее есть еще две маленькие сестрички, что папа серьезно болен запоями, а мать с утра до ночи пропадает на ферме.
Тогда я и спросил:
– Но чего ради ты вернулась?
Она ничего не ответила. Даже немного отстранилась от меня.
Что, видимо, означало протест против моей глупости.
«Конечно же, ради тебя!» – кричали ее глаза.
Танцы закончились раньше положенного, чтобы быстрей прокрутить кино. Механик спешил домой. И толпа его прокляла.
Мы отправились гулять.
Это была теплая летняя ночь. И мы до утра проболтались в Приморском парке. Сопила с Леночкой, Харьковский с Мариной. Дешевый вовремя куда-то исчез. И совершенно ничего в эту ночь не произошло. Но мне хочется, чтобы она осталась в памяти. Потому что в эту ночь всем было удивительно хорошо. Так что мы и не заметили, как наступило утро.
А утром я чувствовал такую свежесть в себе, будто на славу выспался.
Сегодня опять не пошел на завод. Спешить, думаю, некуда. Все еще впереди. Сейчас главное – настроиться.
Детство вроде уже закончилось. Я переворачиваю страницу и действительно начинаю новую жизнь.
Теперь, когда начну зарабатывать, может, и удастся покончить с этой проклятой зависимостью, которая, как печать, лежит на всех моих восемнадцати летах.
А пока еще один, последний взгляд во вчерашний день.
Вот верчу в руках фотографию своей группы. Смотрю на каждую мордашку и кажется мне, что все они меня очень любили. Поэтому приятно смотреть на них и чувствовать что-то похожее на сладкую грусть.
Жека Стародубов. Теперь-то он точно отрастит волосы до пяток. Если, конечно, это не будет противоречить технике безопасности на заводе. А может быть, он скоро женится и жена ему их повыдерет. Бедный Жека. Он так хочет бабу, что, предложи ему сейчас какая стерва себя, он согласится на любые условия. И женится, и острижется наголо, и гантели забросит, и душу продаст.
Чисто по-человечески и сугубо по-мужски мне его очень жаль. В последнее время он даже перестал качать свои мышцы. Начал курить и попивать. Думает, что бабы так сразу и повиснут на шею.
Он страдает угрями и тяжело переживает это. И наверняка