Красная тетрадь. Дария Беляева
нам.
Вот что мы получили:
Я: Эскимо.
Андрюша: Фруктовый лед, апельсиновый.
Боря: Пломбир в вафле.
Володя: Рожок шоколадный.
Фира: Шербет.
Валя: Мороженое-елочка.
Какое же оно было вкусное, мороженое, вкуснее, чем дома! Я не очень хорошо отношусь к потреблению, но потребление мороженого мне нравится. А Фире и Вале купили в специальном магазине эфирные масла: розовое, лавандовое и чайного дерева. И два глиняных кулончика (они как маленькие амфоры), куда эти масла нужно капать, и они будут пахнуть. У Фиры теперь есть красный кулончик с желтыми пятнами, а у Вали – синий с одним большим зеленым пятном посередине.
Я искал варенье из роз для мамы, но пока что его не нашел.
Володя сказал:
– А если девчонкам можно всякие пахучки покупать, можно мне серебряный перстень, как у авторитета?
– Нет, – сказал Максим Сергеевич. – Могу тебе купить ракушку. Хочешь?
– Да я таких сколько угодно найду на пляже.
Зато Максим Сергеевич (не без корыстного умысла) разрешил нам пострелять в тире. Мы, конечно, выиграли всех трех красивых кукол и одного крокодила. Крокодила решено было оставить в нашей мальчишечьей комнате, кукол отдали девочкам, только одна осталась бесхозной, причем самая красивая, потому что ее не смогли поделить.
Потом мы катались на колесе обозрения, и я видел город с высоты птичьего полета. Ветер гудел у меня в ушах, он поднялся сильный и бил прямо в лицо. Боря свесился вниз и плюнул в толпу. Я на него, конечно, нажаловался Максиму Сергеевичу, а Максим Сергеевич сказал:
– Я бы и сам с радостью так сделал, жаль, я уже взрослый.
Я сказал:
– Что-то вы больно нас балуете и щадите.
– Только ты, Жданов, не любишь, когда тебя балуют и щадят.
Потом мы покатались на цепочных каруселях, и Боря так раскачивался, что его откинуло назад и он ударил меня железной перекладиной прямо по коленям. Не знаю, специально он или нет. Говорит, что все вышло случайно, но я ему не верю.
Колени у меня потом сильно болели, и сейчас болят, а еще на них огромные синяки.
Но какой же был полет. На цепочной карусели не то, что на колесе обозрения. Цепочка натягивается, и кажется, тебя ничто не держит, и звезды, и море, все очень близко, и в животе так пусто, а потом пустота доходит до самого сердца.
И ничего, что я разбил колени, от боли вдруг все стало еще более ярким, светящимся – так действует на нас адреналин. Я вскрикнул и даже не понял, не от счастья ли это.
Такой полет, даже не знаю как его описать!
Наверное, что-то такое испытываешь в Космосе. Или, когда ты становишься героем, и уже точно знаешь, что умираешь сейчас за идею, за большую и красивую идею, единственно верную, единственно правильную.
За дальнейший расцвет человеческого общежития, например.
Или за тех, кого очень сильно любишь, и кто будет счастлив теперь всегда.
Но лучше все-таки любить всех людей и умирать за дальнейшие успехи в достижении всеобщего процветания.
Я