Рождественская история. Влада Ольховская
рассудила Оля. – Я бы не рекомендовала, но ты поступай как знаешь.
– Почему не рекомендовала бы? Ванька, вон, готов меня в мешок запихать и в ЗАГС отнести…
– Он хочет для тебя, как лучше, но не факт, что как лучше сделает. Понимаешь, я тебя видела с твоей Белоснежкой… Вы с ней держитесь как представители какого-нибудь министерства на приеме. Всегда красивые, спинки прямо, следите за позой и улыбаетесь, как надо. Но если любишь, тянешься к тому, кто рядом. Не только физически, психологически тоже. Знаешь, почему?
– Просвети меня, что уж тут…
– Потому что рядом с любимым человеком тепло.
– Слишком романтично для меня, – фыркнул Саша. – Я такого не понимаю.
Оля бросила на него хитрый взгляд через зеркало заднего вида.
– Да? С Белоснежкой, конечно, не понимаешь. Но я-то старая женщина и помню времена, когда ты понимал…
– Закрыли тему, – поспешно перебил ее Саша. – Извини, тупо получилось: ты можешь говорить о погибшем муже, не пытаясь придушить меня при этом шлангом, а я… Не могу и все.
– Ничего страшного, я понимаю.
– Что ты там понимаешь?
– Что тебе сейчас больнее.
Глава 6. Заварной крем
В этой квартире жил кто угодно, кроме ее владельца. Здесь обитали члены жюри международных премий, оставившие напоминания о себе дипломами и медалями. Тут отметились редакторы престижных журналов – прекрасно оформленные обложки их творений были развешаны на стенах. Фотографии тоже попадались, но даже на них хозяин квартиры был не центральным элементом, а лишь связующим звеном, таким же важным, как все остальные.
Леле казалось, что она попала в музей. Она, как завороженная, рассматривала все эти снимки, на которых ее дед стоял рядом с людьми, известными всему миру. Он казался таким же скучающим, как обычно. Они с удовольствием жали ему руку и порой даже приобнимали за плечи. Какая это, должно быть, шикарная жизнь – яркая, насыщенная… и бесконечно далекая от того, что привычно Леле. Это было странное ощущение: Леля понимала, что она вроде как частица этого человека, она с ним связана просто по праву рождения. Но они представлялись такими разными, что указывать на это подобие было попросту стыдно.
Как и в любом музее, здесь были свои тематические выставки. На кухне хранилась посуда со всего света: от мисок, вырезанных из деревьев с другого континента, до фарфоровых чашечек, тонких, как розовые лепестки. Такие и трогать было страшно, не то что пить из них!
В гостиной висели картины, написанные художниками из Африки, Индии и Европы. В шкафу можно было найти национальные наряды нескольких стран – явно подарочные и очень дорогие. Леля понимала, что в шкаф ей лезть не полагалось, но кто тут удержится?
При такой пестрой коллекции квартира рисковала казаться захламленной, однако этого удалось избежать – дизайнер постарался. Мебель при таком скоплении сувениров была предельно простой и очевидно дорогой. Леля ни в одном доме подобного не видела, не знала, как называется этот стиль, да и не надеялась разобраться.
Когда