Верни мои крылья!. Елена Вернер
аффектации, лишь дружеская просьба усталого человека. Ответа не было так долго, что захотелось по старинке подуть в микрофон трубки.
– Все стремительно меняется, правда? – осторожно проговорил Кирилл наконец. Она вздохнула и засмеялась:
– Даже не представляешь насколько!
Снова тишина. Пару раз она чувствовала его готовность спросить что-то в лоб, но в последний момент он передумывал и продолжал безмолвствовать. Совершенно очевидно, происходил какой-то бессловесный разговор, но теперь Ника предпочитала ничего не домысливать за своего собеседника. На том конце провода дышал человек, придуманный ею настолько же, насколько Марат из вечернего спектакля был придуман своим драматургом. И, как и персонаж пьесы, это был чужой мужчина. Он принадлежал Римме-Лике, на сцене и за кулисами, вполне осязаемо. Даже чересчур. А ее собственного, ночного Кирилла из ниоткуда, состоящего целиком лишь из голоса и мечты, никогда не существовало.
– Хорошо, – ответил Кирилл.
– Хорошо, – и, минуя ненужный драматизм, Ника избежала и слова «прощай».
Не дожидаясь ответа, она нажала на красную кнопку, и разговор прервался. В квартире стало зябко. Ника вспомнила первый его звонок, звонок не ей, а другу, случайность, стечение обстоятельств. Ей хотелось вернуться на две недели назад и не поднять трубку, когда старенький дисковый телефон разразился настойчивой трелью. Та трель была не к добру.
Вслед за Никой притязания на Кирилла Мечникова оставили и Липатова с Лелей Сафиной. Соперничать с Риммой им было очевидно не по силам. Три дня спустя – в театре невозможно ничего утаить – уже никого не удивляло появление Кирилла и Риммы под ручку, они посмеивались, переглядывались на репетициях, и кто-нибудь обязательно заставал их обнимающимися в гримерке или за кулисами, так что Нике всего-навсего не повезло стать первой.
Уже вовсю репетировали новую постановку. Еленой Троянской, женщиной, полюбоваться которой даже дряхлеющие старики карабкаются на крепостную стену, стала Корсакова, а главная роль, Гектора, досталась Кириллу. После успеха его первого спектакля сомнений у Липатовой на его счет не осталось, и бедный Валера Зуев был беспощадно вычеркнут из памяти и даже из списка труппы на сайте театра. Тем временем сам сайт, еще недавно выполнявший функции едва ли не доски объявлений, только вместительнее, в одночасье стал одной из самых популярных тем для обсуждений. Виной всему был Паша Кифаренко, принесший на вторую читку несколько свернутых в трубочку листов некоего текста. Пока Липатова давала разъяснения по каждой роли, листы ходили по рукам, как любовная записка под партами восьмиклассников. Распечатки оказывались у всех по очереди, не минуя даже Светлану Зимину и Лизавету Александровну Рокотскую. Правда, последняя шепнула, что ознакомится попозже, и тактично отложила очочки на край стола: воспитание требовало от нее слушать режиссера, даже когда та обращалась к другим.
Конец