Меня зовут Квазиморда. Аркадий Неминов
акт с каждым годом давал о себе знать все острее. Ведь с возрастом мы более критично относимся к себе и окружающим. Что уж говорить об одноклассниках, которым дай только повод выставить кого-то на всеобщее посмешище, зло посмеяться над чужими недостатками или просто подколоть. Чисто психологически это даже поддавалось объяснению: такие люди, подшучивая над ближним, скорее всего, старались скрыть собственные комплексы и страхи, хоть как-то приподняться в глазах окружающих, поскольку иного способа выделиться у них не было. Почти всегда найдется человек, который не может спокойно пройти мимо физического недостатка, уродства или особенности, над которой можно бесконечно упражняться в остроумии. Кто прошел через подобное, меня поймет!
Став чуть постарше, я понял, что дело даже не в прозвище, с каждым годом становившимся для меня все более обидным, а в моем собственном восприятии своего лица, мешающем мне нормально учиться, общаться, да и просто существовать в социуме! Кто бы знал, как мне порой не хотелось идти в школу…
Девятый класс стал для меня новым непростым этапом в борьбе за нормальную жизнь и испытанием на прочность моего болезненного самолюбия.
Наша литераторша и классный руководитель Ленуся вдруг решила, что нам во что бы то ни стало нужно увидеть «Собор Парижской Богоматери», поставленный драмкружком городского Дома культуры, которым руководил ее сынок-неудачник Гоша, с успехом проваливший экзамен в театральный. С легкой руки этого новоявленного главрежа, периодически замахивающегося на классиков, первыми зрителями, ценителями и критиками стал наш 9 «В». Этому, безусловно, способствовала и Ленуся, шантажирующая нас без зазрения совести оценками по литературе и поведению.
– Вы себе не представляйте, насколько сложное и в то же время поэтичное это произведение великого Гюго! – закатывала глазки Ленуся. – А его главный герой горбун Квазимодо – фигура далеко не однозначная и до конца не понятая. То, что вы увидите на сцене нашего Дома культуры, на мой взгляд, является новым прочтением…
– А чего там такого непонятного, Елена Михална? – лениво поинтересовалась Машка Губенко – отличница и всезнайка. Машка гордилась своей фамилией, и на постоянный вопрос, не является ли она родственницей известного режиссера, загадочно цедила: «Все может быть!..»
– Тебе, Губенко, вообще должно быть стыдно, имея такую фамилию, задавать глупые вопросы! – не стала развивать свою мысль дальше Ленуся. – В общем, до субботы тому, кто читал, советую освежить в памяти это произведение, а кто не читал, хотя бы просмотрите краткие анонсы. Всем понятно?
Уже в понедельник ко мне прилипла новая ненавистная кличка – Квазиморда, трансформированная из имени звонаря-уродца. И это было очень обидно, несмотря на то, что Квазимодо, наряду с отвращением, вызывал также и чувство восхищения благородством своей души. А Машка при всех снисходительно и издевательски похлопала меня по плечуу: «Не расстраивайся, Мишаня: частица «квази» означает «как бы», понимаешь? То есть ты не просто морда, а как бы морда! Значит, тебе есть, куда стремиться! Из Буратино ты вырос уже в Квазиморду! Поздравляю с повышением!»
С тех самых пор меня в школе иначе никто и не называл.
Сравнение с Квазимодо было для меня довольно оскорбительным, хоть я для собственного успокоения связывал это имя по созвучию со своей фамилией – Квасов, а не с его явным уродством. Никогда не забуду, как описал Гюго лицо своего героя: «…четырехгранный нос, подковообразный рот, крохотный левый глаз, почти закрытый щетинистой рыжей бровью, в то время как правый совершенно исчезал под громадной бородавкой…»
Это определение буквально впечаталось в мой мозг навсегда, как проклятие, как несмываемое клеймо, как неотвратимое клише, которое, хоть и не отражало истинного положения вещей, но, тем не менее, нависало надо мной как скала, готовая вот-вот сорваться и раздавить меня всей своей тяжестью.
Был и положительный момент, на который я обратил внимание во время просмотра спектакля. Меня стала греть весьма банальная мысль о том, что суть человека определяется вовсе не внешней красотой, а внутренним содержанием человека, его душевными качествами. Да и само это имя – Квазимодо, ставшим уже нарицательным, всего-навсего обозначало первый воскресный день после католической пасхи, ведь по книге маленького уродца нашли именно в этот день. Но от этого самоуспокоения мне легче все равно не становилось…
В детстве, когда обнаружилась эта странная аномалия, моя мама, выяснив у ЛОР-врачей, что никакой физиологической патологии в моем носе нет, нашла ей объяснение в своей собственной родословной. Она предположила, что такому, с позволения сказать, украшению я мог быть обязан ее прадеду – выходцу из Закавказья, носившему черкесскую фамилию Дударов, которая досталась и моей маме.
И почему эта участь постигла только меня? Почему мне по наследству не перешел, например, нос моего отца, бросившего нас, когда я был еще совсем маленьким. Я мог часами любоваться его совершенным лицом на той единственной фотографии, хранящейся в нашем семейном альбоме, где он был запечатлен рядом с мамой. Я никогда не спрашивал у мамы, почему мы остались одни. Может быть, я боялся услышать от нее «страшную» правду