Мемуары Дьявола. Фредерик Сулье
меня от необходимости благодарить Феликса! Я любила его самого, и любила из чувства неприязни к другому. Меж тем я не держала зла; если бы Феликс пожелал стать мне другом, я ценила бы его по заслугам; но неумолимый рок постоянно внушал ему действия, которые уничтожали его раз за разом в моей душе и подталкивали меня на пагубный путь.
Наутро, когда я спустилась вниз, вся семья, пораженная случившимся, только и судачила о ночном происшествии. Наступило воскресенье, а потому на завтраке вся семья была в полном сборе. Феликс появился в тот момент, когда я, обняв сначала близких, отвечала на приветствие Леона. Капитан остановился в дверях и, мрачно уставившись на нас обоих, произнес, желая спрятать гнев за игривой ухмылкой:
– Вот беда, Генриетта! Представляете, я уже присмотрел очаровательное местечко в саду, чтобы пересадить туда ваши розы, но какой-то ловкач опередил меня!
Тяжелый взгляд Феликса, как бы предъявлявший обвинение и мне, и Леону, заставил меня взять на себя преступление, так унижавшее капитана.
– Да что вы? – притворно удивилась я. – И кто же этот незадачливый любезник?
– Пока не знаю, – в совершенном раздражении прорычал Феликс, – а то бы я его отблагодарил за внимание к вам.
При этом подобии угрозы Феликс взглянул на Леона. Тот уже готов был взорваться, но я опередила его:
– Вы, должно быть, жутко его ненавидите? – рассмеялась я.
– Достаточно, – отозвался Феликс, – чтобы преподать ему урок.
– И как? По-капитански? – продолжала я, заметив, как в глазах Леона зажглась ярость. – Надо думать, с оружием в руках?
– Почему бы и нет? – Феликс не спускал глаз с Леона.
– Ну что ж! – Я сняла со стены две шпаги. – Не возражаю – я готова принять ваш урок, господин капитан.
Я протянула одну шпагу капитану, а вторую вытащила из ножен и встала в позицию.
– Как? – воскликнул Феликс. – Так это сделали вы?
– Да, – решительным тоном заявила я, – моя вина – мне и отвечать! Ну, капитан, берегитесь!
Я подняла шпагу и ринулась в атаку на побагровевшего от бешенства Феликса.
Все семейство, не видевшее в этом спектакле ничего, кроме ребяческой шалости, покатилось со смеху. Мой папа и Ортанс забавлялись от души:
– Ну что же ты, Феликс, защищайся! Или у тебя от страха поджилки трясутся?
Только я догадывалась, до какого гнева доведен Феликс, так как именно я выставила его на смех перед человеком, которого он с удовольствием раздавил бы; и все-таки он взял себя в руки и с достаточным самообладанием, ибо не заподозрил ни на минуту, что я притворяюсь, заявил:
– Дорогая Генриетта, вы гораздо искуснее в обращении со шпагой, чем с лопатой; уж очень странно вы пересадили столь любимые вами прекрасные розы.
Леон смутился; не желая портить наше счастье, я заверила Феликса:
– Они мне нравятся именно в таком виде.
– Что ж, отлично! – заулыбался