Последний койот. Майкл Коннелли
пополам. До нее работа всегда была для него устойчивыми рельсами, такими же незыблемыми, как закат над Тихим океаном. С ее появлением он сделал попытку уйти на другой путь – самый, пожалуй, отважный рывок за всю его жизнь. Но у него ничего не вышло. А теперь у него было ощущение, что он вообще окончательно сошел с рельсов. Внутри он чувствовал себя таким же рассыпавшимся на кусочки, как этот город. Разрушенным, казалось ему временами, на всех уровнях.
Он услышал женский голос, негромко напевавший слова песни, и, повернувшись, увидел в нескольких шагах от себя молодую женщину. Сидя на высоком барном табурете с закрытыми глазами, она пела – тихонько, практически про себя, но Босх все равно ее слышал.
I see skies of blue,
And clouds of white,
The bright blessed day,
The dark sacred night.
And I think to myself,
What a wonderful world[5].
Она была в короткой белой юбке с футболкой и в яркой жилетке, не старше двадцати пяти лет, и Босх был приятно удивлен, что она вообще знает эту песню. Она сидела очень прямо, закинув ногу на ногу и покачиваясь в такт саксофону. Запрокинутое лицо обрамляли темные волосы, а полуоткрытые губы делали его почти что ангельским. Босх подумал, что, совершенно растворившаяся в музыке, она просто прекрасна. Пусть, может и не самая чисто исполняемая, мелодия завладела ею, и он восхищался тем, что она позволила себе полностью отдаться моменту. У нее было лицо того типа, которое другие полицейские называли «непридельным». Такое прекрасное, что просто обречено было всегда служить защитой. Что бы она ни сделала и что бы ни сделали с ней, лицо будет ее счастливым билетом. Оно будет открывать перед ней все двери и закрывать их за ней. Оно позволит ей при любых обстоятельствах остаться не при делах.
Песня закончилась, и она открыла глаза и захлопала. До этого никто не аплодировал. А потом все в баре, включая и Босха, тоже начали хлопать – такой силой обладало «непридельное» лицо. Босх повернулся и сделал бармену знак повторить его заказ. Когда тот поставил перед ним бокал с пивом и рюмку с виски, он бросил взгляд в ту сторону, где сидела женщина, но ее уже не было. Он обернулся к входной двери ровно в тот момент, когда она захлопнулась. Упустил.
Глава 8
Домой он поехал через бульвар Сансет, чтобы прокатиться по городу. Машин было немного. Он просидел в баре дольше, чем планировал. Босх закурил и включил приемник на круглосуточный новостной канал. Передавали репортаж о том, что в Вэлли наконец-то открыли после землетрясения школу Грант-Хай. Ту самую, где преподавала Сильвия – до того, как уехала в Венецию.
Он устал, да и тест на алкоголь тоже, будучи остановлен, скорее всего, не прошел бы, поэтому, подъезжая к Беверли-Хиллз, сбросил скорость до разрешенной. Снисхождения от местной дорожной полиции ждать не приходилось, а ему сейчас вдобавок к временному отстранению не хватало только лишиться водительских прав.
На перекрестке с бульваром Лорел-Каньон он повернул налево и поехал по извилистой дороге, ведущей по холму наверх. Доехав до Малхолланд-драйв, он собрался повернуть направо на красный свет, но потом бросил взгляд влево, чтобы убедиться, что там нет машин, – и замер. Из
Я вижу синее небо и белые облака, ясный день и темную ночь и думаю: «До чего же прекрасен наш мир»