Шоссе Линкольна. Амор Тоулз
удивился Билли. – Постой. Подожди секунду. Не иди без меня.
Тщательно разложенные в хронологическом порядке монеты Билли сгреб и стал торопливо ссыпать в коробку. Потом закрыл крышкой, положил коробку в мешок, а мешок надел на плечи. И первым стал спускаться вниз, к двери.
Когда они шли по двору, Билли обернулся и сообщил, что мистер Обермейер повесил замок на сарай, но Салли взломала его монтировкой, которая лежала у нее в кузове пикапа.
И в самом деле, петля – все еще с замком – свободно висела на винтах. Внутри было тепло и стоял привычный запах скота, хотя самого скота на ферме не держали с тех пор, как Эммет был мальчиком.
Эммет приостановился, чтобы глаза привыкли к сумраку. Перед ним стоял новый трактор «Джон Дир», а за ним видавшая виды жатка. Эммет зашел в глубину сарая и остановился перед громоздким предметом под брезентом.
– Мистер Обермейер снял брезент, но Салли помогла мне снова натянуть.
Эммет взял брезент за угол и потянул обеими руками. Брезент лег кучей к его ногам, и там, на том же месте, где Эммет оставил его пятнадцать месяцев назад, стоял голубой седан – «студебекер лэнд-крузер» сорок восьмого года выпуска.
Эммет провел ладонью по капоту, открыл водительскую дверь и сел. С минуту он сидел неподвижно, положив руки на руль. Когда он купил машину, у нее уже было восемьдесят тысяч миль пробега, вмятины на капоте и дырки от сигарет на чехлах сидений, но шла машина ходко. Он вставил и повернул ключ зажигания и нажал стартер, ожидая послушного бурчания двигателя – но мотор молчал.
Билли, стоявший в стороне, неуверенно подошел.
– Сломалась?
– Нет, Билли. Аккумулятор разрядился. Так бывает, когда машина долго простаивала. Но это легко поправить.
Билли с облегчением сел на тюк сена и снял с плеч мешок.
– Эммет, хочешь еще печенья?
– Нет. Сам ешь.
Билли раскрыл свой мешок, а Эммет вылез из машины, зашел к ней сзади и открыл багажник. Теперь крышка багажника загораживала его от брата. Он стянул войлок с запасного колеса в углу и провел рукой по шине. Наверху, как и обещал отец, лежал конверт с его именем. В конверте записка рукой отца.
«Еще одно послание, но от другого призрака», – подумал Эммет.
«Милый сын,
когда ты будешь читать это, ферма, я думаю, уже отойдет банку. Так что ты можешь рассердиться на меня или разочароваться во мне, и я тебя за это не осужу.
Ты был бы изумлен, узнав, сколько оставил мне отец после себя и сколько оставил отцу дед, а деду – мой прадед. Не только акции и облигации, но и дома, и картины. Мебель, посуду, членство в клубах и обществах. Все эти три человека были преданы пуританской традиции искать одобрения в глазах Господа за то, что оставляют своим детям больше, чем было оставлено им.
В конверте ты найдешь все, что я мог вам оставить – два наследства, одно маленькое, одно большое, оба кощунственного свойства.
Я пишу это не без стыда, сознавая, что в той жизни, какую я вел, я нарушил добродетельную традицию бережливости, установленную моими предками. Но в то же время испытываю гордость от сознания, что ты с этим