Мама, Колян и слово на букву «Б». Диляра Тасбулатова
бледнеет, потом краснеет.
И говорит:
– У какого человека?
Мама говорит:
– У Ленина, к примеру.
У соседки лезут глаза на лоб, а я намеренно молчу: думаю, чем кончится?
Соседка краснеет еще больше и говорит:
– Откуда вы знаете, какая была… ну… эт самое… у Ленина?
Мама говорит:
– Да, конечно, не знаю, это, наверно, Крупская знала, да и то не факт (соседка краснеет уже густо и поражается – ведь мама робкая, старенькая и интеллигентная).
– Да мне все равно (продолжает мама), – что там у него было, просто смешно: «типа отдельной колбасы».
И смеется.
Соседка теряет дар речи, думает, наверно, что мама уже умом тронулась.
Тут я вступаю:
– Это юмор (говорю), – такой. Писатель – Довлатов. Самый читаемый в России. Слова – не его, а его персонажа. Вульгарного такого персонажа. Простого человека.
Соседка облегченно вздыхает:
– Ах, вон оно что!
Но тут же опять хмурится:
– Юмор у него какой-то… Похабный… И при чем тут колбаса?
– Колбаса всегда причем (говорю я). – Вот не будет колбасы, так и, извините, елду будет не с чем сравнить…
Соседка вдруг говорит (развелась с мужем-алкашом когда-то):
– Ни елды тебе, ни колбасы, господи прости…
– Так о том и речь (говорю).
– Теперь все ясно (подытоживает соседка).
Слово на букву «Б»
Говорю маме:
– Надо прощаться, – говорю, – с европейскими ценностями.
– А у тебя были европейские ценности? Стекляшки из Венеции, пара платьев – какой-то там, ты говорила, хвастаясь, Ральф Лорен, ну и вроде коробочка для лекарств с портретом Мерилин… Небольшие ценности, честно говоря.
– Я о свободе-равенстве-братстве.
– А! Я знаю, ты любишь милиционерам об этом говорить, а они не понимают. Говорят: «Документы покажи!» Ну и прибавляют это слово на букву «б»…
– Братство?
– Ага. Братство.
Литературные вьетнамцы
…Кто-то предположил, что одной очень плодовитой писательнице книжки клепают вьетнамцы в подвале.
На что мама сказала:
– Ты же тоже много пишешь. И про тебя скоро так скажут. Да, честно говоря, я сама уже подозреваю, что у тебя под кроватью сидит не менее пяти вьетнамцев – один человек столько не напишет. Я иногда туда веником лезу, чтобы проверить: но я достать не могу до стены, они, наверно, в нее вжимаются.
– Мне до той писательницы далеко…
– Ну конечно: у нее целый подвал есть, а у тебя только кровать, под которой от силы пять вьетнамцев могут спрятаться. Но вот еда уходит стремительно: вчера кто-то съел две пачки пельменей.
– Да ты же сама их отнесла консьержке!
– Ну да, забыла совсем… Я отнесла и сказала, что это за работу: может, она тебе что-нибудь напишет. Для количества хотя бы.
– А как насчет