Цвет Крыльев. Алый. Надежда Сакаева
легка потрепанная «Тойота», шурша гравием, подъехала к аккуратному двухэтажному дому, белому, с красной черепичной крышей. Дом находился в конце Грин стрит небольшого городка Сэнт Хиллз. Улица оправдывала свое название, буквально утопая в пышных, но сейчас уже пожухлых кустах и деревьях.
Из машины, чуть слышно кряхтя, вылез осунувшийся мужчина, лет пятидесяти на вид. У него было уставшее лицо с орлиным носом, идеально выбритый подбородок и густая грива уже седеющих, растрепанных волос. Общую суровость облика нарушали пухлые, по-детски обижено поджатые губы и лучики морщинок вокруг грустных глаз.
Он открыл боковую дверь и подал руку молодой девушке, слегка загорелой, с медно-рыжими кудрявыми волосами и тонкими, аристократичными чертами лица. Легко выпорхнув из машины, она растеряно замерла. Высокий, гладкий лоб разрезала складка, брови нахмурились. Поморщившись, словно от зубной боли, девушка тяжело вздохнула и вслед за мужчиной пошла к дому.
Девушка была очень хрупкой, с длинными ногами и тоненькой талией. Казалось, что небольшая дорожная сумка, которую она несла в руке, тяжелее ее в несколько раз. Оказавшись на пороге, мужчина достал из кармана связку ключей с брелоком в виде маленького футбольного мяча, быстро перебрал их, нашел нужный и, отперев дверь, пропустил девушку внутрь. Затем, на секунду задержавшись у порога, вошел сам. За все это время они не сказали друг другу ни слова.
Войдя в дом, девушка сразу поднялась по широкой, выкрашенной в белый цвет, лестнице на второй этаж и зашла в просторную комнату. Сквозь большое окно, занавешенное мягкими персиковыми занавесками, сюда лился свет, в котором кружились сотни пылинок. В углу стоял письменный стол с тонким монитором и кучей фотографий и картинок в рамочках. Над столом висело несколько полок, где вперемешку с книгами лежали плюшевые медведи и зайцы. На стенах, покрашенных в нежно-бежевый цвет, висели живописные пейзажи. В некоторых из них можно было, хоть и с небольшим трудом, узнать улицу, на которой жила девушка и опушку леса, находившегося рядом с Сэнт Хиллз.
По легкому беспорядку и толстому слою пыли было видно, что в комнате некоторое время никто не жил. Девушка кинула сумку в сторону трюмо, с большим зеркалом и, сев на край широкой кровати, обхватила голову руками. В дверь тихо постучали, затем в комнату заглянул мужчина.
– Анжела, можно? – спросил он и, не смотря на духоту, поежился. Девушка промолчала, даже не шевельнувшись, словно не слыша его. Она продолжала сидеть, глядя в одну точку. Тогда мужчина вошел и, присев рядом с ней, обнял за плечи. Его лицо выражало боль, и растерянность, а огромная ладонь, рядом с которой плечо девушки казалось кукольным, слегка подрагивала. Свободной рукой он ерошил себе волосы, наводя беспорядок на, и без того лохматой, шевелюре. Анжела уткнулась лицом в его пахнущую табаком грудь и расплакалась. Он гладил ее по спине.
– Ну все, все, детка, успокойся. Я понимаю это тяжело. Это чертовски тяжело. В этом доме все напоминает об Элизабет, но держись. Ты должна быть сильной. Тебе скоро в школу. Последний класс – это важно. Ты должна жить дальше. Твоя мать хотела бы этого.
Голос мужчины дрожал, и от его слов девушка заплакала еще сильнее. Ее отец, и сам державшийся из последних сил, надеясь своим видом подбодрить дочь, совсем растерялся. Успокаивать плачущих людей он не умел.
Мать Анжелы и жена Джоша – Элизабет умерла в начале лета. Теплым июньским утром они с Анжелой поехали в соседний город по магазинам. Элизабет хотела купить себе новое платье на их с Джошем годовщину свадьбы. Анжелу же взяла с собой за компанию. По пути они много смеялись. Элизабет, раскрасневшаяся и довольная, хихикая как школьница, рассказывала Анжеле о своем знакомстве с Джошем и о том, как ей тогда понравилась его звонкая фамилия – Беллз.
Анжела слышала эту историю уже много раз, но мама так весело и ярко излагала ее, что можно было слушать еще столько же. В самом конце, когда Элизабет красочно описывала Джоша в рваном костюме и с поломанной розой в руках, на небе будто промелькнула тень и на дорогу выскочила огромная собака непонятной породы. Элизабет, чтобы ее не сбить, резко свернула на обочину. Машину занесло, и она на полном ходу врезалась в дерево. В последний момент Элизабет чудом вывернула руль, чтобы удар пришелся на нее, а не Анжелу, отделавшуюся лишь несколькими царапинами.
От горя отец Анжелы сделался сам не свой. Трое суток он молчал, мало ел и практически не спал, но глаза оставались сухими.
Приготовления к похоронам прошли для Анжелы как в тумане. Будучи раздавленной горем она ходила, словно во сне, почти ничего не понимая. Джош же лежал на кровати, глядя в потолок, почти не вставая. Все хлопоты взвалила на себя Бэтси, мать одной из подруг Анжелы. Она взяла на себя организацию похорон; она успокаивала Анжелу и готовила еду; она старалась поддержать Джоша и облегчить его горе. В общем, Бетси делала все, что было в ее силах и даже больше. Если бы не она, Анжела, наверное, сошла бы с ума.
На похоронах слезы, душившие Джоша изнутри, наконец-то нашли выход. Первым его словом было «Почему?». Когда пришла очередь Анжелы, подойти попрощаться с матерью, она упала в обморок. Отец и еще какие-то люди, имен которых она не помнила, подняли ее на