Немцы в городе. Алексей Оутерицкий
скорей.
Я продолжил подъем в раздевалку и услышал, как он говорит кому-то:
– Вот видишь, и у него все нормально. А ты говоришь, что будто бы все…
– Но я тоже не помню, где ночевал, – сказал кто-то…
Я открыл шкафчик и около полуминуты с недоумением рассматривал свою робу. Она была изодрана и сплошь покрыта похожими на кровь потеками и пятнами, да и запах, шибанувший из шкафчика, тоже напоминал запах крови.
Не решившись переодеваться в перепачканную неизвестно чем одежду, я аккуратно, стараясь не касаться пятен, снял с крючка куртку и штаны, свернул все в рулон и опять пошел вниз.
– Ага, еще один пострадавший, – заметив мой сверток в подмышке, радостно сказал парень с длинным шнобелем и волосами до плеч. – Иди к Викентьичу, он тебе выдаст чистое. Знаешь, где его каптерка?
– Знаю.
Через слесарей я вышел в зал, в котором точил вчера прутки, и обомлел. Ворот не было, сверлильный станок перекосился, наполовину выдранный из своего фундамента, у аппарата газированной воды образовалась внушительная вмятина в левом боку, а пол был заляпан похожей на наспех замытую кровь липкой гадостью, совсем как на моей спецовке. Еще была выбита пара окон, дверь прозрачной будки наждачного станка перекосилась, не хватало куска плексигласовой стены, а плафон в этой будке висел, покачиваясь, на проводе, озаряя пространство короткими равномерными вспышками. Наверное, было еще много чего по мелочи, но и увиденного хватило, чтобы понять – вчера здесь произошло что-то из разряда экстраординарного.
– Привет.
Я кивнул и посторонился, пропуская мужика средних лет, имени которого не знал, и пошел к токарям.
«Прощай, среди снегов среди зимы никто нам лето не вернет; прощай, вернуть назад не можем мы в июльских звездах небосвод», – встретил меня в токарном зале голос Лещенко, которого было хорошо слышно, потому что из двадцати примерно станков работали всего два или три. Мужиков было мало и выглядели они какими-то вялыми. Половина, очевидно, торчала в курилке сразу за дверью в туалет, в его предбаннике.
– Туда бросай, – ничуть не удивившись моему появлению, сказал Викентьич. Он сидел за столом и вид у него был озабоченный. Один за другим он вытягивал ящики стола, смотрел внутрь, иногда что-то там ворошил, задвигал очередной ящик, потом опять выдвигал, опять с раздражением задвигал обратно.
Зайдя мастеру за спину, я заглянул в деревянный короб и увидел, что он почти доверху наполнен грязной рабочей одеждой. Все робы были подобны моей, в разводах подсохшей крови или чем там была эта бурая фигня.
Бросив туда свой сверток, я повернулся к Викентьичу, посмотрел в его напряженную спину.
– А из второго бери, – сказал он, словно у него между лопаток были зрительные рецепторы.
– А-а-а… это, ну…
– Просто поройся и выбери подходящий размер, – сказал Викентьич. Он выругался, с громким стуком задвинул очередной ящик и повернулся ко мне. – Чего?
– Да так… – сказал я, перебирая чистую одежду. –