Золотой дурман. Книга третья. Месть золотого идола. Юрий Копытин
Мирон. – Ведь я так и не успел ей сказать, что люблю.
– Хороша бы пара из вас с Марьянкой вышла, да, видно, диавол встал на твоём пути, – бережно взял сверкающую бриллиантами иконку Антип. – Проси терпения у Господа – защитника нашего: тело потерять не страшно – главно душу спасти.
– Сколько же терпения нужно, чтобы нести этот крест. Думаю, не долго мне осталось страдать под тяжёлой ношей чужого греха, но верю – будет справедливый суд, – поднял кверху глаза Мирон.
– Будет! – уверенно кивнул Антип. – Ну что же – прощай! – с выступившей на глазах скупой слезой, обнял он Мирона.
– Прощай, дядя Антип. Благодаря тому роковому случаю, когда я едва не лишился жизни, мы повстречались на этой земле. И хотя вы оказались чуждой веры, в моей душе останетесь как самые близкие люди.
– Дай Бог тебе до конца вынести все испытания, – перекрестил Мирона двумя перстами Антип и, тяжело вздыхая, скрылся в темноте подземелья…
Раннее июньское утро влажной прохладой опустилось над просыпающейся тайгой. Редкий хруст веток, обломанных вышедшим на поиски пищи зверем, раздавался меж могучими кедрами…
Отряд служивых, сбивая сапогами холодную росу, пробирался к небольшой поляне, откуда слышалось приглушённое фырканье лошадей. Уставшие после бессонной ночи, голодные, торопились они к своему временному лагерю, радостно мечтая о скором сытном завтраке. И только одному безразлично шагающему пареньку было не до общей радости. Он не чувствовал крепких, впившихся в руки верёвок, не реагировал на покрикивание конвоиров, а лишь прощальным взглядом провожал ставшие родными места…
«Поймал! – ликовал в душе то и дело поглядывающий на арестанта поручик Зуев. – И расположение самого господина Качки заработал, и бийским казакам нос утёр, – предвкушал он похвалу высокого начальства. – Теперь только до Барнаула добраться…»
…Уходящий вечер темнеющей багряной полосой угасал над горизонтом. Торопящийся всадник подгонял вороного жеребца, чёрным силуэтом маяча на фоне надвигающейся ночи. Резко осадив коня у северных ворот Бийской крепости, он, задрав голову, стал всматриваться в тёмные квадраты дозорных башен.
– Отворяй! – голосом, охрипшим от усталости, крикнул он зазевавшемуся охраннику.
– Кто таков?! – басовито ответил часовой.
– Унтер-офицер Горного батальона! Депеша коменданту!
– Щас, мигом! – протирая заспанные глаза, засуетился дозорный.
Бросив беглый взгляд на склонившегося в полупоклоне служивого, гонец быстро исчез в сгущающихся сумерках.
– Унтер-офицер Чернов! – по-солдатски отрапортовал он корпящему над бумагами коменданту.
– Чем обязан? – поднял тот строго-сосредоточенное лицо, освещённое пламенем повсеместно зажжённых свечей.
– Депеша от их высокопревосходительства господина Качки, – протянул он заклеенный сургучной печатью свёрток.
Богданов молча разорвал конверт и впился глазами в исписанный мелким почерком лист.
– Василий! –