Театр тающих теней. Конец эпохи. Елена Афанасьева
авто.
– Комиссары поехали! – найденный Валькой возница сплевывает сквозь зубы.
Анна удивляется: вид у нее в старой фуфайке такой, что при ней теперь можно сплевывать?
– Офицеро́в, что не перешли на их сторону, грят, постреляли!
– Как постреляли?!
– Насмерть! Матросы грузовики по всему городу отобрали. Трупы собирают и вывозят топить.
Мужик разворачивает повозку.
– Не проехать здеся! Митинг! Праздник убивцев.
Лошадь пугается толпы и не двигается с места.
– Давай, проклятущая, трогай!
Анна, вжимаясь в рванину и прижимая спящую Иришку к себе, осторожно поглядывает на «праздник убивцев». За спинами в черных бушлатах ничего не видно. Но слышно.
– Бей буржуев!!!
– …Я главный комиссар Черноморского флота Роменец…
Выстрелы.
То ли в небо из винтовок палят, то ли прямо на митингах расстреливают.
– Слово революционному матросу Розенцвейгу…
– Вещи нужно называть своими именами! Убийства убийствами! Грабежи грабежами! Никогда еще за свою великую и сложную историю Севастополь не переживал таких позорных дней, бессмысленных по своей кровожадности! Не осталось семьи, которой бы не коснулись боли этих дней.
Единства среди «убивцев», кажется, нет.
– Второй общечерноморский съезд, собравший Центрфлот, партийные ячейки, судовые и береговые комитеты, решительно осуждает… Требуем создать комиссии по установлению степени виновности…
Ничего в этих речах ей не понятно. Спрятаться, пусть даже в рванье зарыться, и скорее домой.
Лошадь всё же двинулась с места, поехали. Пустые улицы. Совсем пустые. Пустые дороги на выезде из города.
– По домам нонче все сидят! – бурчит возница. – Только нас куды-то несет!
Уже за городом их обгоняет грузовик, забитый до отказа непонятными людьми. По всем четырем углам в рост стоят матросы с винтовками.
– Расстрельных повезли. – Возница крестится.
– Как расстрельных? Откуда знаете?
– Теперя их так возят. Матросы с винтовками по углам, шоб не рыпались. При побеге палят во всех без разбора.
Грузовик скрывается за поворотом. Минута-другая, и снова звуки выстрелов, крики. Всё громче. Совсем не похоже на пальбу на митинге.
– Держи, гада! Держи!
– Убег кто-то… – снова крестится возница.
– Давайте не поедем туда! – Теперь уже просит сама Анна.
– А куды ехать-та? Впереди матросы. Позади, вишь вона, комиссары. На месте стоять – всё одно убьють. На кой ляд везти тебя согласился!
Лошадка семенит вперед, где на дороге на месте побега остались лежать несколько трупов. Грузовик с расстрельными уехал, а тела – вон они, прямо на дороге.
Анна, прищурившись от страха и плотнее прижав к себе дочку, разглядывает убитых. Мужчина в военной шинели. Еще один военный в старой флотской форме. Пожилой человек с разбитым пенсне… За что их всех? За что?!
И