Северное море. Юлия Хокка
видать, а может и сын, а коли и еще кто, не знаю. Наркоман он.
– Откуда ж ты знаешь, что наркоман? – ехидно улыбнулась бабушка.
– Да там и знать нечего, ты глянь на него.
Тогда в разговор я не полезла, а вот вечером, когда сели ужинать, снова вспомнила про эту историю. Почему-то она меня зацепила.
– Бабушка, – обратилась я, дожевывая салат из огурца с помидором, – ты веришь в проклятия?
– Верю, – коротко ответила она.
– Но ты не веришь, что на том доме, о котором баба Зина рассказывала, лежит проклятие? – пыталась разговорить я бабушку.
– Не знаю. Но в нем всегда жили странные люди. И не баба Зина, а Зинаида Федоровна.
– Понятно, – я вернулась к салату.
– Ты что ж, разговор наш подслушивала?
– Да нет, случайно только кусочек услышала. Про оборотня.
– Мясо ешь, что ты его все ковыряешь, – сказала женщина.
Да уж, странное чувство, когда бабушка, которая даже в детстве тебя не воспитывала, выговаривает за еду, хотя тебе девятнадцать. Я молча продолжила есть.
– Я прям удивилась, что ты сегодня вышла и с нами села, молчала, конечно, но хоть вышла. А-то сидишь наверху, как дикая, да только по вечерам куда-то бегаешь. Смотри, отцу в подоле не принеси, вот он обрадуется.
– Спасибо, – коротко поблагодарив за еду, я встала, резко положила в раковину тарелку, и уже хотела пойти к себе, но меня остановили.
– Характер отцу показывать будешь или матери своей. Куда собралась? Посуду помой. Только за водой сначала сходи, закончилась, – с этими словами бабушка поднялась из-за стола и направилась к выходу из кухни.
Вздохнув, я взяла два пластиковых ведра и пошла на колодец.
Вечером того же дня, я, как обычно, пошла прогуляться. В городе наушники всегда оказывались самыми верными спутниками, но здесь, в деревне, мне нравилось слушать природу. Казалось, что на улице полная тишина, но это было не так: пели вечерние птички, квакали лягушки, жужжали пролетающие мимо насекомые, стрекотали сверчки, шумели от легкого ветра листья деревьев. Красота и спокойствие. И еще картину дополнял чудесный запах мокрой земли и травы.
Деревня располагалась на двух холмах, дома стояли по обе стороны от дороги. Внизу, между холмами, был спуск к маленькой речке. Местные условно делили деревню на две части – первую и вторую гору. Я жила на первой. Миновав поворот на плотину и проходя по второй горе, я остановилась напротив старого дома, на котором висел номер двадцать семь.
Этот дом был темно-красного цвета, одноэтажный, но с чердаком и терраской, стоял он боком к дороге, вход с маленьким крылечком находился справа. Забор, проходящий по периметру участка, возможно когда-то был покрашен краской, но сейчас от нее не осталось и следа: он представлял собой старые серые доски, между которыми были большие щели. Огород казался длиннее соседских: шел вглубь до самых зарослей.
Неухоженный участок, заросший травой забор, облупившаяся краска – жилище выглядело заброшенным. Из-за соседского большого и красивого дома, обнесенного новым металлическим забором,