Мистические истории. Абсолютное зло. Эдит Несбит
если, при всей моей уверенности в успехе, чувства Мейбл как раз колеблются на грани между дружбой и истинной любовью и на исход может повлиять любая мелочь? Если Мейбл решит, что загадка, обернувшаяся пшиком, сделала ее посмешищем в глазах всей деревни, и я, будучи виновником этого, утрачу таким образом ее расположение? Что, если она, уже готовясь наделить меня правами нареченного жениха, усмотрит некую вызывающую самоуверенность в том, как смело я распорядился ее имуществом, и, соответственно, примет решение не в мою пользу? А если в ней все же дремлет не проявлявшаяся ранее подозрительность и она заодно со всеми усомнится, что в бутылке не было ничего, кроме вина? Поверит в версию с бумагами или ценностями, которыми я тайком завладел? С какой стороны ни посмотри, история с проклятой бутылкой сулила мне только самые мрачные, убийственные перспективы.
За размышлениями я не заметил, как оказался в конце дубовой аллеи, у конюшен. Там стоял мой жеребец, и конюх Джо чистил его при свете фонаря.
– Сделайте так, Джо, чтобы можно было в любую минуту его запрячь, – попросил я. – Как бы мне не пришлось срочно уехать по вызову – хотя бы к старой миссис Раббидж. Собственно, если не поступит другого распоряжения, пусть двуколка будет готова к восьми.
– Понятно, – ответил Джо. – Будет сделано. И… доктор…
– Что?
– Нынче ведь тот самый день? Скоро мы про бутылку…
Я развернулся и поспешил обратно к дому. Из всех жителей деревни, кто старше одного года, найдется ли хоть один, кто не томится, ожидая раскрытия этой тайны, которой на самом деле грош цена? Если бы я набрался храбрости откровенно поведать о ней Мейбл! Но, даже набравшись храбрости, нужно было еще улучить момент для разговора, шансов же на это почти не оставалось: скоро нас должны были пригласить к столу, а Мейбл вряд ли выйдет заранее. Вот если б мы были уже обручены, тогда я мог бы признаться свободно, с полной уверенностью, что тут же, на месте, получу прощение! Какая досада, что я не воспользовался удобным случаем, занимаясь с нею французским и литературой, когда нужно было заговорить, а я, дурень, побоялся! Найти бы возможность сделать то, с чем я из-за глупой робости промедлил, и тогда, узнав о моем опрометчивом поступке, Мейбл не мешкая с улыбкой простила бы меня! Но увы, час разоблачения близился, Роупер все время был рядом, для объяснения в любви не оставалось времени.
Пока я все это обдумывал, мне словно бы черт шепнул на ухо идею столь странную и причудливую, что даже сейчас, пытаясь приискать ей задним числом хоть сколько-нибудь разумное оправдание, я не понимаю, почему она так прочно мной завладела. Никогда подобная мысль не задержалась бы в моей голове ни на секунду, если бы мной не владело смятение; она даже не пришла бы мне на ум, если бы я не искал так отчаянно хоть какой-то выход. Идея заключалась в том, чтобы все-таки сделать Мейбл предложение до того, как моя неловкость будет разоблачена, причем таким способом, что знать об этом будем только мы двое. Я мог бы предложить