Кошмар на улице Мудрологов. Олег Константинович Шевченко
было много стихов о Париже и очень мало о любви. В этой книжке самым зачитанным, исчерканным вдоль и поперек стихом был:
Париж, Царьград и Рим – кариатиды
При входе в храм! Вам – солнцам-городам,
Кольцеобразно легшим по водам,
Завещан мир. В вас семя Атлантиды
Дало росток. Пророки и друиды
Во тьме лесов таили Девы храм,
А на реке, на месте Notre-Dame
Священник пел заутрени Изиды.
Париж! Париж! К какой плывет судьбе
Ладья Озириса в твоем гербе
С полночным грузом солнечного диска?
Кто закрепил на площади твоей
Драконью кровь волхвов и королей
Луксорского печатью обелиска?
Бабушка говорила, что после отъезда деда, она не читала этот сборник ни разу. А лишь бережно хранила его и передала книжицу мне такой, какой оставил ее окуренной страстью, пеплом и жаром Новой Эры 1945-ый год.
Кстати, мой папа реализовал траекторию своей доли романтики по образу и подобию дедушки. Но не в Европе, а в Африке, в Заире. Тогда он уже был офицером Иностранного легиона. Но гены пальцем не сотрешь. Несмотря на послужной список, попал в какую-то невнятную историю. Сбежал из-под надзора. Встретил мою мать, подарил мне жизнь и исчез. Говорят, что теперь он живет где-то в Центральной Азии, после того, как прослужил в диких гусях почти все 80-ые.
Моя маман была союзом африканки и белого колонизатора, о последнем мне вообще ничего не известно. А сама маман была родом из семьи потомственных шаманов. Со мной на руках она пробралась во Францию, нашла бабушку (видимо папа постарался: снабдил документами и деньгами; да и маман была, судя по рассказам бабушки – яркой, энергичной, пробивной и весьма недурственно образованной женщиной). Эти две дамочки добились для меня французского гражданства.
(И даже официального признания за мной герба и фамилии дворянской линии бабушки. Было в ее роду такое право передавать женщиной своему сыну или внуку дворянство в случае неравного барка, но только один раз. Право было даровано еще в восемнадцатом веке за особые услуги королю Франции одному из ее предков русско-французскому дворянину-дипломату. Этим правом и воспользовалась бабушка первый и последний раз в истории династии, таково условие привелея – разовая акция, так сказать).
После торжественного введения меня в дворянский статус и обретения мною прав на французское гражданство, маман исчезла из моей жизни, умотав обратно в Заир, где и сгинула в горниле гражданской войны.
Скоро и мы с бабушкой покинули Францию. Пожили в Греции. А в 1991-ом переехали в Болгарию, затем в Сербию, потом в Россию. Где я и похоронил потомка благородной дамы из свиты дочери князя Ярослава и французского дворянина. В итоге я получил философское образование в России, устроился преподавателем философии и был выгнан из одного приморского университета. Вспомнил о своем французском гражданстве и после всех мытарств вернулся в Париж, изрядно подзабыв французский, но неплохо освоив славянские языки плюс испанский, который