Прасковья. Галина Васильевна Ергужина
не спорить, тебе надо быть в колхозе. Скажут про тебя: «Вот Елизавета, подкулачница, да ещё связалась с цыганом, и уж вовсе советскую власть не видит».
– Я не пойду, Леонтий! Все одно не пойду! – Елизавета встала и стала копошиться в печи.
– Тогда, гляди, придут заберут всё, а меня уже рядом не будет вступиться за тебя.
– Загрозил! – огрызнулась она, – То есть, как это не будет?
– Я не грожу, так и будет. Мне иначе нельзя, Елизавета. Не могу я с тобой дальше быть.
– Это как же так? – она растерялась и стала вдруг пунцово красной. Шея Елизаветы покрылась розовыми пятнами и чёрные, как ночь глаза стали чуть влажными: – Ну и ступай! Это из-за колхоза что ли?! Поведу я им своих коров, а сама с чем буду? Не пойду я, Леонтий, а ты, если хочешь прям сейчас уходи!
– Побил бы тебя, – Леонтий лениво потянулся к шапке. А она снова села к прялке.
«Какого чёрта не сказать ей правду?», – злобно думал он, шагая к своему коню.
Полночи он просидел в конюшне, и решил всё – таки на ночь остаться здесь. Но он долго не спал, ворочался, слышал, как Елизавета два раза вставала смотреть, не уехал ли он. И Леонтий с беспокойством думал о завтрашнем дне.
У него явилось опасение, что председатель колхоза, сухой и чёрствый мужик с сутулой узкой спиной и маленькими беглыми глазками, каким-нибудь неосторожным поступком оттолкнет от колхоза середняков. И цыган вспомнил его худощавую сгорбленную фигуру, лицо напряженное, будто собранное в комок, с ехидно-умными зелёными глазами. Вспомнил, как на собрании он, наклоняясь к Леонтию за спиной и дыша в лицо, хрипло сказал во время выступления секретаря: «Цыгане—то хороши, когда они не здесь, но ты ладно, почти женатый человек, а вот над ним надо поработать. Михо, кузнеца, вот кого надо взнуздывать! Как бы он в горячности не отчебучил чего – нибудь.»
Сон, подкравшись, гасил сознание. И Леонтий заснул.
А наутро ни его самого, ни его коня в конюшне не было.
Елизавета нутром почуяла беду, но всё ещё надеялась, ждала. Целый день она сердилась на Леонтия, делая дела по хозяйству. Потом к вечеру стала высматривать его за калиткой. На следующий день ходила бесцельно по селу. Но его нигде не было. Он не вернулся ни через день, ни через месяц.
И теперь уже проходили месяцы, а Леонтия так и не было.
21 февраля 1932 года Елизавета в дикой тоске по Леонтию, в тоске и муках произвела на свет мальчика, смуглого и кареглазого. И она назвала его Василием. Анна Гордеевна, старшая сестра Елизаветы, приехавшая к ней через неделю, как узнала о племяннике, презрительно сложив тонкие губы, холодно подметила:
– Ну, Елизавета, первый шаг вниз ты сделала. Если в ближайшее время не выйдешь замуж, то сделаешь шаг второй.
Но второго шага не случилось.
Елизавета самоотрешено ждала Леонтия, она до исступления верила, что он вернётся. Но с каждым днём каждого проходящего года, Елизавета понимала, что больше никогда не увидит своего цыгана.
Глава 4
Шёл