Лучшее предложение. Денис Голубь
пять минут, – продолжала женщина, не обращая внимания на ответ.
Затем, охая и вздыхая, поковыляла в сторону деревянной лестницы, что-то бормоча себе под нос. Её причитания растворились в звуках песнопений.
Душе моя, душе моя,
Восстани, что спиши?
Конец приближается, и имаши смутитися…
– Вить, а пойдем-ка, наверное, отсюда, – негромко, но очень настойчиво произнесла Марьяна, беря за руку своего спутника. – Мне здесь совсем не нравится.
– Ладно, ладно. Уже идем.
Но тут один из странных типов, который с самого начала пристально следил за непрошеными гостями, вдруг снялся с лавочки и направился к молодым людям.
– А-а-а… Здравствуй, молодежь! – разразился он, скаля рот в безобразной улыбке, обнажавшей остатки полугнилых зубов.
Жиденькая рыжая бородка его лоснилась; маленькие глаза по-плутовски бегали, но иногда на несколько секунд застывали в проницающем, колючем взгляде, – этакая нагловатая крысиная мордочка, а не человеческое лицо.
– На исповедь к отцу Василию пожаловали? Или, может, за советом каким?
Витя немного растерялся, не зная даже, что ответить этому нагло ухмыляющемуся, неизвестно из какой дыры вылезшему оболтусу.
– Слушайте, мы тут не к вам, собственно, пришли, – сказал Витя дрожащим от возмущения голосом, стискивая Марьянину руку. Всё своё негодование он выплеснул в презрительном взгляде.
Девицы у лестницы в очередной раз прервали пение, но начинать снова не торопились и с любопытством наблюдали сцену.
Незнакомец, однако, вдруг резко переменился, нагловатая ухмылка и весь задор исчезли с его лица.
– Э, мил человек, гордыня твоя тебя надмевает! По взгляду вижу: ты меня и за человека-то не почитаешь. Так ведь? А красавица твоя, скромница-умница, что сникла-то совсем?
– Вить, пойдем уже отсюда!
– Виктор? А меня Трифон зовут.
– Что вы привязались к нам, в самом деле?!
– Обожди, мил человек, я тебе дело скажу. Видел ли ты, Виктор, когда-нибудь то, что в тихом омуте водится? Нет? А я видел! Я ведь людей насквозь вижу… – сказал Трифон, завороженно глядя на Марьяну своими крысиными глазами.
У Вити зачесались кулаки, и ужасно захотелось дать в морду дерзкому голодранцу.
– Не принимайте его речи близко к сердцу, – послышался за спинами молодых людей приятный глубокий голос.
Они повернулись и увидели в дверях священника – в сером подряснике, статного, с большим крестом на груди. Аккуратно подстриженную бороду, как и его виски, уже тронула седина. Очки на носу придавали священнику вид интеллигентный, даже ученый.
– Эх, Трифон, Трифон. Не успел на путь истинный встать, как из себя юродивого строишь! – с укором сказал он и сурово добавил: – Ты что молодежь смущаешь?
Тот сразу весь как-то сжался и пристыженно опустил глаза. А священник снова повернулся к молодой паре.
– А вы, молодые люди, в первый раз на нашем Подворье?
– Мы просто гуляли рядом и зашли посмотреть, –