Город Бабра. Маргарита Краска
изборожденном морщинами и изуродованном шрамами, искривлялся в мерзкой ухмылке почти беззубый рот. Левый желтый глаз был хитро прищурен. Взгляд второго – черного глаза – казался серьезным, сосредоточенным.
Старуха заговорила. Голос ее был с хрипотцой, как у только что проснувшегося человека, и имел интонацию, с которой бабули заставляют своих внуков идти на уколы в поликлинику или есть ненавистную манную кашу. При этом на фоне отсутствия зубов речь старухи казалась удивительно чистой, она говорила разборчиво и почти не шепелявила:
– Сейчас посмо-о-отрим, кто ты такой, мальчик. Сиди, сиди смирно. Больно не будет! Эрен мангатхай, взять его.
Кошка, которая стала намного крупнее, чем мне показалось до падения, тоже проявилась более отчетливо. Облезлая, пятнистая, уродливая зверюга разинула свой рот.
Фигуры эти были в десяти шагах от меня, но я отчетливо чувствовал зловоние, исходившее из жуткой пасти. Сверкнули желтые клыки, и я инстинктивно стал отползать в сторону, не отводя взгляда от ужасных фигур. И тут кошка начала втягивать в себя воздух, при этом увеличиваясь и надуваясь, словно воздушный шарик. Одежда на мне заходила ходуном, меня потащило в сторону твари. Я закричал, стал хвататься за мягкую дрянь, на которой сидел, попытался ползти в противоположную сторону на четвереньках, но бесполезно! Отвратительное существо притягивало меня, затягивало в пасть, словно пылесос всасывал пылинку.
И тут я понял, что вообще-то никуда меня не тянет, я продолжаю ползти вперед на четвереньках, отдаляясь от зловещей парочки. Но одновременно с этим все-таки лечу в пасть чудовищу. Мое сознание раздвоилось. Я одномоментно видел себя, изо всех сил цепляющегося за нетвердую не-землю руками и ногами, уползающего в сторону, и второго меня, которого как магнитом притягивало к монстру. Тот я, что приблизился к клыкастой разинутой пасти, стал растворяться, рассыпаться, как будто был сделан из бумаги, а сейчас эта бумага размокала, отрывалась, и по кусочкам исчезала в жуткой вонючей пасти с кривыми зубами.
Это было просто ужасно невыносимо, смотреть, как твоя точная копия распадается на куски. Не было ни крови, ни органов, никаких мерзких анатомических подробностей, но все равно зрелище было настолько отвратительным, что меня снова стало тошнить.
Кошка была омерзительна, и с ее увеличением я смог разглядеть больше кошмарных деталей: шерсть висела клочьями, а там, где не было шерсти, тело покрывали гноящиеся язвы, морда была кривая, словно проломленная в нескольких местах, одно ухо висело надорванное на тонкой полосочке кожи. Картину дополняли куски моего собственного тела, пропадающие навсегда в вонючей бездонной пасти.
Я почти физически чувствовал, как меня жрут. Когда нижняя половина моего тела уже полностью распалась, а верхняя с ужасом смотрела мне в глаза, перебирая руками и пытаясь отползти, сопротивляясь из последних сил, когда от лица стали отрываться и улетать кусочки щеки, обнажая