Волки ночью воют. Алекс Данте
все птицы.
Парень фыркнул:
– Я не считаю голубей птицами. Эти тупоголовые свиньи не имеют ничего грациозного. Повернись.
Эби молча, скрывая раздражение и неловкость, медленно покружилась:
– Слушай, мне почему-то уже не нравится эта идея.
– Тс-с-с… – Табаки поднял выбившуюся прядь девушки и заправил ее за ухо. – Не порть игру. Раз начала, не стоит делать шаг назад, наслаждайся возможностями. К тому же, ты обратилась по адресу. Хоть парень у тебя не ахти какой, ты не должна выглядеть как помойная швабра.
– Давай вернемся к образу пугала.
– Сколько у тебя времени?
– Час… Уже меньше.
– Боже мой! – застонал Табаки. – Еще бы за десять минут ко мне обратилась! Надо не рот разевать, а думать… Носишь какие-то мешки. Ты же девочка.
– И что?
– Нам нужно платье.
– Нет.
– Еще раз мне возразишь и отправишься на свидание в этом позорище.
– У меня нет платьев, Табаки.
Парень округлил глаза и переспросил, с явным разочарованием:
– Нет платьев?
Эби с полной уверенностью покачала головой. Табаки цокнул языком и слегка покачивающейся походкой двинулся в комнату девушки, целенаправленно шагая к шкафу:
– Совсем ты себя запустила.
Эби с закатила глаза и пожала плечами, плетясь следом:
– Мне так удобнее.
Табаки явно проигнорировал это замечание и стал копаться в вещах, кидая то, что показалось ему более-менее на матрас, при этом приговаривая:
– Сюда бы Ви с ее ритуалами, пусть немного поколдует, а то честное слово в гробу у мыши, и то, есть что надеть.
Дойдя до джинсовки в конце шкафа, Табаки неожиданно замер:
– Где ты ее нашла?
– Она висела тут еще до меня. Кай сказал, что это его старая, а я решила оставить.
Парень резко втянул носом воздух и выбежал из комнаты со словами:
– Нужно затянуться.
Эби подошла к шкафу и взглянула на джисовку, наклонив голову на бок. Что в ней было такое особенное, что Табаки так среагировал? Девушка сняла куртку и перевернула ее. На спине были нарисованы большие белые крылья.
***
Первое, что я помню, была буква «К». Я рисовал ее повсюду, словно показывая миру, что я здесь, я существую. Буквы превращались в узоры, что проникали мне под кожу и водили там хороводы, напевая мне перед сном. Я рисовал на ладонях вселенную и показывал их траве и небу, деревьям и воде. Они всегда откликались. Они повторяли мое имя. Я был счастлив, выдыхая одновременно с ветрами, вырисовывая пальцем по венам одновременно с молниями, считая родинки одновременно со звездами. А потом у меня все отобрали и куда-то долго везли. Мой мир померк. И противостоя ему, я осмелился поднять взгляд, встретившись с людьми. Они были злые. Они были беспощадные. Мне было страшно. Я боялся заразиться их темнотой прежде, чем сумел бы сбежать оттуда. Они усердно стирали с моих ладоней слова, до крови, до черной дыры, уходя все в глубь, своими мерзкими голосами разрезая мою кожу.
Я терпел и ждал.