Собачий вальс. Татьяна Шартэ
любовью в такт музыки. Вот смотри: тара-там-трах-трах, тара-там-трах-трах, тара-там-трах, там-трах, там-трах-трах, ля-ля-пам трах-трах, ля-ля-пам трах-трах, ля-ля пам-трах, пам-трах, пам-трах-трах!
Марат играл эту мерзкую музыку, напевал эти мерзкие слова, и в этот момент я ненавидел его. Ненавидел, злился и не понимал, почему он себя так ведёт. Для чего он это делает, зачем? Ведь это ужасно противно, обидно и больно.
Однажды Марина подошла к нему в такой вот момент и сказала:
– Марат, ты перестал себя контролировать. Ты много пьёшь. Возьми себя в руки. Это отвратительно, наконец.
– А ты полагаешь, дорогая моя, я бесконечно могу держать себя в руках?
Марат схватил Марину и больно сжал её запястье своей рукой.
– Ты полагаешь, я постоянно могу держать всё, всё, Мариночка, моя дорогая, всё под контролем? Ты полагаешь, я железный? Машина? И я не могу никогда расслабиться? Я, чёрт возьми, в своём доме, и где, как не в своём доме, я могу ещё расслабиться? А тебе не приходило в голову, что я немножко устаю, самую малость я устаю? Ты не хочешь меня спросить, как я устаю и как я желаю расслабиться?
Марат обеими руками схватил Марину и потянул к себе.
– Пусти меня, Марат, ты пьян, пусти! – закричала Марина.
Но Марат сильным рывком прижал её к себе и стал жадно целовать.
– Пусти, Марат, не надо. Я не хочу, прошу тебя. Не надо, мне больно, я так не хочу.
– А я хочу, дорогая моя. Хочу, слышишь?
Марат почти швырнул Марину на рояль. Она кричала и отбивалась. Но Марат, не обращая внимания на её сопротивление, грубо овладел ею. Марина затихла, чуть слышно всхлипывая. Все движения Марата сопровождались жалобными горькими звуками клавиш рояля. «Блютнер» исторгал протест, но Марат этого не замечал. Я скулил, не смея двинуться с места. Когда Марат отпустил её, всё затихло. Блютнер, я, Марина.
Марат, тяжело дыша, рухнул на стул, стоящий неподалёку. Марина неловко сползла с рояля и, поправив одежду, пошла прочь из зала. Удаляясь, она бросила в сторону мужа:
– Вот, Бернар, наш хозяин продемонстрировал тебе настоящую собачью любовь и собачью нежность под прекрасный аккомпанемент. Браво, Марат! Бурные аплодисменты!
Обернувшись у выхода, Марина похлопала мужу в ладоши и ушла к себе. Я вскочил, чтобы последовать за ней.
– Бернар! – Марат остановил меня властным тоном, – Бернар, ко мне!
Я стоял на пороге зала, смотрел ему в глаза и не мог шелохнуться.
– Ко мне, я сказал! – напрягся Марат. – Ты что это, дружочек, перестал меня понимать? Иди сюда, сволочь!
Я, ворча, улегся, не сходя с места.
– Да ты что, в самом деле?! Ты что, не понял меня? Так она ведь моя жена, и я могу это делать с ней всегда, когда захочу. И как захочу, кстати. Вот когда у тебя будет жена, ты поймешь меня, а пока ты еще молод, чтобы меня судить! Ну, не валяй дурака, иди ко мне, ну, Бернар!
Марат встал со стула и направился ко мне, протягивая руки.
– Ты