Побег из ада. Исповедь паникера. Игорь Светин
присутствии: «Ты больше этого городского жулика мне не привози».
По прошествии многих лет, когда я, будучи офицером, вспомнил за рюмочкой с отцом эту историю, он мне рассказал, что дед не поднимался на этот чердак уже много лет. Когда началась война и в их поселок пришли немцы, первым делом они согнали всех евреев в большой сарай, как раз напротив нашего дома, и там их сожгли. Дед спас семью одного еврея, своего соседа, и всю оккупацию они жили на этом чердаке.
Дед был хорошим ветеринаром, еще в русско-японскую воевал, поэтому к нему часто обращались немцы помочь с их лошадьми. Но каждый раз, когда они появлялись на его дворе, он прощался со своей семьей. Вот такая история из прошлого.
Но все-таки, если этот день обернется для меня благоприятным исходом, в чем пока нет уверенности, и когда-нибудь я увижу своего внука, стану для него самым лучшим дедушкой на свете. Я знаю, каким он должен быть, настоящий дедушка, ведь я его так долго рисовал в своем воображении, когда мечтал быть любимым внуком. Мне хочется стать для него настоящим и преданным другом. Жить его жизнью, играть с ним в игры, рассказывать ему разные истории и, конечно, баловать, реализуя все его детские хотелки. И кроме своего Жильбера я попытаюсь передать ему что-то более полезное и нужное в жизни. Но самое главное – постараюсь оставить для него память о счастливом детстве. Может, она пригодится ему когда-то так же, как и мне. Стоившая целых три рубля фотография лысого и ушастого паренька, который сегодня пытается меня чему-то научить.
Я держал в руках это фото и слушал, что шестилетний паренек пытался рассказать мне своим взглядом.
– Ты разве не заметил, что я уже повернулся к тебе лицом? – сказал он. – Я тоже очень долго ждал того дня, когда ты меня найдешь. Надоело уже сидеть в твоей умной, но слегка забывчивой голове.
В день отъезда я пришел на могилу отца проститься с ним и по-настоящему заплакал. Не заставляйте своих детей часто плакать в детстве, иначе у них не останется слез, которые они должны пролить на вашу могилу, вдруг подумалось мне. Но у меня они все-таки нашлись – в детстве я заплатил за них три рубля. Это совсем небольшая цена за слезы прощения и покаяния, к сожалению, запоздалого.
Я плакал и вспоминал, каким жестоким и мстительным был по отношению к своему отцу за свои детские обиды, вознесенные на пьедестал.
Я старался избегать разговоров с ним и часто уходил из комнаты, когда мы оказывались там одни. Я даже отказался от своей детской мечты стать историком-археологом и поступил в военное училище лишь потому, что не хотел от него зависеть.
И потом приезжал в отпуск только в гражданской одежде, а не в военной форме, чтобы лишить его возможности пройтись со мной по улочкам нашего городка и гордиться своим сыном-офицером.
Да, я плакал над отцом и над собой. Над тем, что не сложилось так, как нам хотелось, как должно быть по-настоящему между отцом и сыном. Над тем, что ты понимаешь только тогда, когда что-то теряешь, дорогое для тебя, и ничего уже невозможно исправить, даже