Офицер по связям с реальностью. Варвара Рысъ
а? Зачем мы тут сидим и говорим о чепухе?
– А мне всё время сегодня казалось, что ты разлюбил меня, – наконец выговорила Прасковья то, что хотела.
– Парасенька, родная моя, – Брови его сдвинулись, а в голосе прозвучало что-то от того вечера, когда они чуть не расстались, – ты же знаешь: это невозможно. Это единственная неизменная вещь в моей жизни. Всё может рухнуть, а это, пока я жив, останется. Жаль, что мало я тебе могу дать надёжного, но моя любовь – это то, что неизменно твоё. Это не зависит ни от чего: ни от обстоятельств, ни от событий, ни от твоего поведения – вообще ни от чего, – голос его звучал ласково и устало.
– Ты не боишься, что я загоржусь и перестану ценить? – проговорила Прасковья полушутливо.
– Тебе давно пора немного загордиться. Ты себя хронически недооцениваешь.
– А вот и наши друзья, не успели мы с тобой сбежать, – увидела Прасковья Родиона с Риной. Рина оживлённо щебетала по телефону.
Оказалось, что за Риной сейчас заедет её друг, влиятельный медиа-воротила и они куда-то поедут.
Прасковья и Рина встретились в туалете. Рина перед зеркалом точными, умелыми движениями поправляла макияж.
– Я тебе сочувствую! – приобняла она Прасковью за плечи.
– Это ещё почему? – удивилась та.
– Намучаешься ты со своим солдафоном. Скрутит он тебя в бараний рог. Увидишь!
– Ну и ладно – скрутит так скрутит! – легкомысленно ответила Прасковья и вышла из туалета.
Медиа-воротила уже шёл по проходу. Был он, на взгляд Прасковьи, старым и облезлым – лет, наверное, под пятьдесят или даже больше. Впрочем, для Прасковьи все люди после сорока сливались в одну нерасчленённую старость. Сорок, пятьдесят, шестьдесят, восемьдесят – какая разница? Рина встрепенулась, защебетала, поцеловала Прасковью, приветственно помахала мужчинам и упорхнула. С воротилой она почла за лучшее друзей не знакомить. Когда они удалялись, идя рядом, Рина на шпильках была больше, чем на полголовы выше своего престарелого кавалера. Впрочем, говорят, это нынче модно и стильно.
Все трое испытали значительное облегчение.
11.
– Ну что ж, друзья, давайте я вас отвезу, и на сегодня закончим, – проговорил Родион, решительно стаскивая с себя галстук и засовывая в карман пиджака.
Ехали долго и нудно, дойти пешком можно было бы, наверно, быстрее, но в машине был рюкзак и небольшой чемодан Богдана: не тащить же их в руках. Наконец приехали. Родион вытащил чемодан и занёс его в квартиру, намереваясь тут же уйти.
– Может быть, выпьем чаю? – предложил Богдан. – Рины нет, можно расслабиться.
– Да уж, – покачал головой Родион, – mademoiselle Рина – подлинный боец. Идеологического фронта, – он усмехнулся. – Скажите, Прасковья, она правда Ваша близкая подруга? Вы так не похожи…
– Ну, она же рассказала, что мы познакомились в процессе поступления в университет, – пояснила Прасковья. – А это что-то вроде однополчан что ли. Словом, такое не забывается. Потом, я была девочкой из провинции, из деревни, можно сказать, а она – столичная штучка. Она мне сильно помогла освоиться в Москве, правда-правда. Она мне по-своему