Дунай: река империй. Андрей Шарый
окружил себя людьми искусства и культуры, учредил Академию художеств, занялся возведением помпезных зданий в греко-римском стиле и коллекционированием античных скульптур. В политической области романтические увлечения эксцентричного монарха проявились в содействии восстанию греков против Османской империи. В 1833 году, после упразднения в освобожденной десятилетием ранее Элладе республики, Людвиг согласился на избрание своего сына, 17-летнего Оттона, греческим королем. Это недешево обошлось баварскому казначейству, вынужденному поддерживать разоренную чужую страну. Оттон процарствовал в Афинах почти три десятилетия, затем был низложен революционерами и еще при жизни своего отца вернулся на родину.
Людвиг I Баварский. Литография. 1830 год.
Поэт и царь напомнили об античном прошлом Дуная, причем если в древнеримской системе координат эта река была последним рубежом освоенного мира, то для набиравшей силу Германии она стала важной скрепой национального единства. Современник Гёльдерлина и Людвига, экономист Фридрих Лист указывал, что “естественная” ориентация немцев на юго-восток, по течению Дуная, увеличит германское могущество. “Частью немецкой души, немецкой славы и немецкого страдания” еще через столетие назвал Дунай историк Генрих фон Србик. Србик выступал за распространение германских идеалов в Центральной и Восточной Европе, формирование под немецким влиянием универсальной цивилизации. Из дунайских славян могут получаться немцы, считал он, подобно тому как из варваров получались римляне. Однако настоящая культура может быть только немецкой, как прежде настоящей культурой была только античная.
Главные дунайские памятники “германской античности” – конечно, возведенные по велению короля Людвига пантеоны немецкой славы. К “Вальхалле” от дунайского берега ведут 358 мраморных ступеней, на крутой холм Мехельсберг от реки поднимается кривой дугой километровая лесная дорожка. Мне покорились обе символические вершины германского духа. Здесь каждый квадратный сантиметр цветного камня, свезенного из разных уголков Немецкого Мира, продуманно подчинен восхвалению славного прошлого и возвышению национального гения. Ничто не предоставлено случаю, все рассчитано до мельчайших деталей, все – рельеф местности, лесной пейзаж, человеческие умения и таланты, солнечное освещение, даже порывы ветра – служит тому, чтобы подчеркнуть, обрамить, оформить, высветить, оттенить гордую идею величия, ради осуществления которой Людвиг Баварский не пожалел ни своих времени и воображения, ни вдохновения и карандашей своих архитекторов, ни средств из своей казны, ни сил и стараний тысяч своих подданных.
Немецкие победы здесь охраняют мраморные валькирии [8] (одна символизирует храбрую быструю победу; другая – победу, добытую ценой больших жертв; третья – решающую победу после кровавого сражения и т. д.); о немецких свершениях здесь рассказывают многофигурные мраморные барельефы;
Валькирии – в германо-скандинавской мифологии девы-воительницы, сопровождающие погибших героев в Вальхаллу. Девы прислуживают воинам за столом, разнося мед. Иногда верховный бог Один дарует им право решать исход битвы. У валькирий жестокие лица и страшные имена: Рандгрид (“Разбивающая щиты”), Рота (“Сеющая смятение”), Хлекк (“Шум боя”), Хьерфьетур (“Оковы войны”).