Девочка с косичками. Вильма Гелдоф
Кауфман. Авель вырвался из рук Трюс. Мама кинулась в коридор, вверх по лестнице, Авель за ней. Мы с Трюс хотели было ринуться за ними, но мама прокричала, чтобы мы оставались в гостиной. Мы метнулись к маминой кровати в другой половине комнаты и, приподняв занавеску, выглянули на улицу. Солдаты с винтовками наизготовку. Полицейский грузовик. В кузове люди, сидят потупившись, будто им стыдно. Тут мы увидели мефрау Кауфман. Двое солдат выволокли ее из дома, вытолкали на улицу, ударами погнали в машину. Она уронила чемодан, он упал на тротуар и раскрылся.
– Mutti! Mutti![8] – заплакал малыш. Он полез в кузов, но споткнулся на ступеньке. Один из фрицев грубо подсадил его.
Между тем мама торопливо запихивала в чемодан розовую блузку. Не успела она защелкнуть металлические замки, как солдат выхватил чемодан у нее из рук, швырнул его в грузовик и запрыгнул следом.
Больше мы Кауфманов не видели.
2
На лестнице раздаются мамины шаги. Мы с Трюс так и сидим на диване.
– Чего хотел Франс ван дер Вил? – спрашивает она, вываливая на стол гору чистого белья.
Вот, значит, как его зовут.
– Франс… э… – говорю я, быстро перекинувшись взглядами с Трюс, – Франс пригласил нас присоединиться к его группе Сопротивления. – Мой голос звучит беспечно, будто такие приглашения нам поступают каждый день. – Ты его знаешь, мам?
– И что вам придется делать? Что-нибудь опасное?
– Ты же ничего не хотела слышать, – напоминает ей Трюс.
– Подробности – нет! Только то, что ему нужно от вас. Ничего опасного?
Трюс молчит.
– Что тогда? Подделывать продовольственные карточки?
Трюс кивает.
– Заниматься саботажем? – Мама раскладывает гладильную доску.
– Чего-чего? – не понимаю я.
– Перерезать телефонные кабели, перегораживать рельсы и тому подобное?
– Да, и это тоже, – отвечает Трюс и быстро спрашивает: – Но как ты думаешь, мам? Ему можно доверять?
– Я его едва знаю. – Мама задумывается. – Поспрашиваю у товарищей по партии.
Как всегда по вечерам, Трюс укладывается на старом диване в гостиной. Я лежу напротив нее, на двух сдвинутых креслах. Мама – на кровати за раздвижными дверями, в другой половине комнаты. Мама сказала, что теперь мы снова можем спать наверху, в наших кроватях, но для нас это означает смириться с тем, что произошло с Кауфманами.
Я поудобней устраиваюсь на подушке. Под подушкой – сиденье кресла. На этом кресле месяц назад сидел своей немецкой задницей тот фриц, и всего несколько часов назад – этот господин. Настоящий господин в шляпе. Франс ван дер Вил. Который выбрал нас для своей боевой группы. Меня и Трюс!
– Если мы скажем этому Франсу «да», все изменится, – шепчу я сестре.
Мама легла полчаса назад. Я слышу ее ровное дыхание: она спит.
Трюс невесело усмехается.
– Все изменилось давным-давно, – говорит она.
Я киваю, хоть сестра и не видит.
– Еще когда немцы разбомбили Роттердам[9], – добавляет Трюс.
– Ну
Мама, мама! (
Роттердам был разбомблен 14 мая 1940 года во время немецкой операции по захвату Нидерландов. Его уничтожение и угроза бомбежки других городов заставили правительство согласиться на капитуляцию.