Божественная комедия. Ад. Данте Алигьери
внимал я о причине.
Мучений их, не подымал главы,
Пока мой вождь: «О чем ты мыслишь ныне?[130]»
112. И, дав ответ, я продолжал: «Увы!
Как много сладких дум, какие грезы
Их низвели в мученьям сей толпы?»
115. И к ним потом: «Твоей судьбы угрозы
И горестный, Франческа, твой рассказ
В очах рождает состраданья слезы.
118. Но объясни: томлений в сладкий час
Чрез что и как неясные влеченья
Уразуметь страсть научила вас?»
121. И мне она: «Нет большего мученья,
Как о поре счастливой вспоминать[131]
В несчастии: твой вождь того же мненья.
124. Ты хочешь страсти первый корень знать?
Скажу, как тот, который весть печали
И говорит и должен сам рыдать.
127. Однажды мы, в миг счастья, читали,
Как Ланчелот в безумии любил:[132]
Опасности быть вместе мы не знали.
130. Не раз в лице румянца гаснул пыл
И взор его встречал мой взор беспечный;
Но злой роман в тот миг нас победил,
133. Когда прочли, как поцелуй сердечный
Был приманен улыбкою к устам,
И тот, с кем я уж не расстанусь вечно,
136. Затрепетав, к моим приникнул сам…
Был Галеотто автор книги гнусной!..[133]
В тот день мы дальше не читали там!»
139. Так дух один сказал, меж тем так грустно
Рыдал другой, что в скорби наконец
Я обомлел от повести изустной
142. И пал без чувств, как падает мертвец.
Песнь VI
Содержание. Данте в третьем кругу ада. Здесь под градом, снегом и ливнем мутной воды казнятся обжоры, увязшие в грязной тине Треглавое чудовище Цербер, страж этого круга, хватает грешников, четверит их, сдирает с них кожу. С яростью бросается он на поэтов; но горсть земли, брошенная Виргилием в тройную пасть чудовищу, укрощает его. Поэты идут далее, попирая грешников, смешанных в одну отвратительную кучу с грязью. Один из них, флорентинец Чиаако, приподнимается и, на вопрос Данта, предсказывает ему будущие судьбы Флоренции и его собственное изгнание. Данте спрашивает его об участи некоторых флорентинцев и узнает, что они в более глубоких кругах ада. Попросив живого странника напомнить о себе своим соотчичам, Чиакко упадает лицом в грязь и навсегда замолкает. В беседе о будущей неземной жизни, Виргилий и Данте приходят в границе третьего круга и, спустившись в четвертый круг, встречают демона богатства, великого врага человечества, Плутуса.
1. С возвратом чувств, к которым вход закрылся[134]
При виде мук двух родственных теней,
Когда печалью весь я возмутился,[135] —
4. Иных скорбящих, ряд иных скорбей
Я зрел везде, куда ни обращался,
Куда ни шел, ни устремлял очей.
7. Я был в кругу, где ливень проливался[136]
Проклятый, хладный, вечный: никогда
Ни в мере он ни в свойствах не менялся.
10. Град крупный, снег и мутная вода
Во мраке там шумят однообразно;
Земля,
130
Данте вспоминает здесь собственную слабость.
131
По толкованию одних, это намек на слова Виргилия: Infandum regina jubes renovare dolorem; но с большим вероятием должно разуметь здесь Боэция, который в книге своей: De consolatione, сказал: In omni adversitate fortunae intelicissimum genus infortunii est fuisse felicem. Книга эта составляла для Данта утешение по смерти его Беатриче.
132
Ланцелот озера, рыцарский роман из цикла сказаний о Круглом Столе. Ланцелот был сын свергнутого с престола короля Бан де Бенуа; его спасла и воспитала «Царица озера.» Впоследствии он отличился рыцарскими подвигами при дворе короля Артура и влюбился в его супругу Жиневру. Ланцелот был любимый роман высшего круга во времена Данта.
133
Галлего (Галеотто), король
134
Обморок, в который упал Данте в конце предыдущей песни, как бы запер двери чувств для впечатлений внешнего мира. Филалетес.
135
Данте не говорит, каким образом перешел он из второго круга в третий, вероятно потому, что хотел намекнуть читателю, что душа его и по возвращении в нем чувств так сильно была потрясена горестною судьбою двух любовников, что он не обратил никакого внимания на путь, теперь им пройденный. Оно пробудилось в нем только при виде новой казни. Штрекфусс.
136
В этом кругу казнятся обжоры (і miseri profani). «Дождь, этот благодатный дар неба, оплождающий землю, здесь во мраке, недоступном для солнечного света, ничего не производит, кроме отвратительной грязи и смрада: дары неба тщетно расточаются для сластолюбцев, грешники погружены в грязь: не то же ли случалось с ними и в жизни? Они не в силах из нее подняться; тщетно пытаясь из нее освободиться, они только поворачиваются с бока на бок; если же и случится им приподняться, они тотчас же снова падают (ст. 91–93) и притом вперед головою, вместилищем их духовных сил: до того она отяжелела, что сама клонит их к земле». Копишь и Штрекфусс.