Чекист. Польская линия. Евгений Шалашов
что значит дочь кавторанга. А начни разговор, выяснится, что ее папенька вместе с Макаровым служил, и на «Петропавловска» чудом уцелел.
– Ладно, Владимир Иванович, – насмешливо посмотрела на меня Татьяна Михайловна. – Вижу, что вы с ноги на ногу переминаетесь, словно куда-то спешите. (Я догадался, что Таня хотела сказать «в гальюн», но не сказала. А ведь с нее бы сталось!) Отправляйтесь – ка на свидание к свой графине, а я вас пока подожду.
– В каком смысле, подожду? – не понял я.
– В том смысле, что вы решить должны – с ней остаетесь, или со мной, вот и все.
Ну, ни хрена себе! Мне уже и условия ставят. А я-то дурак решил, что у нас свободные отношения. Ага, как же.
– Сколько вам времени понадобится? Месяца хватит? Или два?
Я обалдело хлопал глазами, пытаясь понять – всерьез это она, или шутит? Но похоже, что не шутила.
– Ладно, даю вам три месяца, – махнула рукой Татьяна, словно купец, решивший – таки заключить сделку. – Три месяца подожду, а там решайте – с графиней останетесь, или со мной.
Не дожидаясь, чтобы кавалер поднялся наверх, и предложил руку, Татьяна слегка придержала подол, а потом взлетела по лестнице вверх, с ловкостью бывало матроса.
От Каланчевской площади до Моховой, где на углу, почти напротив Александровского сада, обитал Коминтерн пешим ходом около часа. Стало быть, у меня было достаточно времени, чтобы осмыслить ультиматум, предъявленный Татьяной, но разговор с дочкой кавторанга вылетел из головы минут через пять. Ладно, не через пять, через десять. И думал не о последствиях – что, пристрелит она меня из своего револьвера сорок четвертого калибра, или сама пустится во все тяжкие – так это уж, как пойдет. Больше интересовало – откуда она узнала про дочь графа Комаровского, и про ее возраст? Впрочем, я из этого секрета не делал, а источником информации могла стать Анька Спешилова, узнавшая о моих сердечных переживаниях от мужа. Да и сама Анна могла видеть нас вместе. Москва, в сущности, одна большая деревня даже в двадцатом году двадцать первого века, а что говорить о двадцатом?
Но остальное время думал о предстоящей встрече с Наташей, и о том, как же я нехорошо поступил, изменив своей любимой женщине. Утешал себя тем, что мы с ней пока не муж с женой, а вот если бы были официально женаты (хоть в ЗАГСЕ, а хоть в храме), тут уж другое дело. М-да, а я сам-то в это верю? Пожалуй, не очень. Мало быть мужем и женой, надо и видеться почаще.
Тем временем, ноги привели меня к зданию Коминтерна. Уже не в первый раз подумал, что выбор места здесь не самый удачный – все иностранные коммунисты, входившие внутрь, на виду.
У ворот Александровского сада расположился какой-то пожилой книжник, разложивший на опрятной рогоже старые книги. Как я не спешил, но пройти мимо не смог. Так. Ключевский, Карамзин, Устрялов. Были здесь еще несколько сборников Баратынского и Фета и два тома из собрания сочинений Пушкина. Эх, когда же у меня будет постоянное место жительства, где можно устроить библиотеку? Но на одном из трудов Карамзина я узрел интересную брошюрку. Батюшки –