Парижская трагедия. Роман-аллюзия. Танели Киело
слабо освещенная комната. Фролло вышел из деревянного лифта и перед ним вырос большой и перекореженный силуэт его подопечного.
– Ты поздно… или рано и… один? – неуклюже собирая слова в предложение, произнесло чудовище.
– К сожалению – сухо ответил ученый и прошел к круглому деревянному столу в центре идеально круглой комнаты, которая полностью повторяла очертание стен башни.
Высоко, над самым потолком этой цилиндрической комнаты было четыре высоких и узких окна, откуда и попадал сюда свет. Фролло разложил перед собой на столе ткани из разных материалов и цветов – здесь был и фиолетовый шелк, и алый хлопок, и индиговая льняная ткань, и множество прочего материала. Уродец неуклюжим движением провел ладонью, по лебедке ручного подъемника лифта хромая направился к ученому.
– И что же теперь ты собираешься делать? – медленно, растягивая слова своим хрипучим голосом, произнес монстр.
– Я сделал, все, что было в моих силах, но, увы, граф не хочет помогать, ни себе, ни нам.
– А как же девушка? Он же убьет ее,… Ты так говорил…
– Этому не бывать. Пока я жив, – спокойно и холодно произнес Фролло и его голос эхом отозвался над потолком.
– Я знаю. У тебя есть еще план. Правда?
– Принеси и зажги свечу, – не поворачиваясь, скомандовал ученый.
Чудовище замешкалось от неожиданного распоряжения, пытаясь быстрей сообразить, о чем его попросили.
– Свечу, Квазимодо, свечу! – обернувшись и пристально посмотрев в глаза собеседника, повторил Фролло.
– Да. Свечу. Да. – Уродец торопливо направился к едва заметному проходу в стене и исчез в кромешной тьме проема.
Ученый вновь обернулся к столу и, облокотившись на него руками, принялся рассматривать те ткани, что у него имелись. Через несколько минут вернулся Квазимодо, неся в дрожащей руке зажженную свечу, а второй ладонью прикрывая огонь от случайного сквозняка.
– Я смог. Я зажег. Сам. Зажег. – Насколько мог радостно, своим монотонным голосом, произнес монстр.
– Молодец. Ставь ее на стол, – почти загробным голосом отозвался на радость подопечного доктор.
Аккуратно – не дыша, Квазимодо поднес свечу к столу. Свет огня падал на лицо монстра и сделал его еще более ужасным. Каждый его глаз был разных цветов и размеров. Правый, огромный, на пол лица – темно карий, а левый, покрытый бельмом голубой глаз обычного размера, утопал под тяжело нависшей бровью. Нос несчастного был как картошка, только смещен влево от центра лица, а толстые сухие губы, постоянно двигались вместе с огромной челюстью, будто он ее не контролировал, и кривыми, торчащими в разные стороны зубами. Но самым жутким в его лице были шрамы, жуткие глубокие шрамы. Создавалось впечатление, будто его лицо сшито из разных кусков кожи, а тень от огня устрашающе играла на этом живом кошмаре.
Квазимодо дрожащей рукой поставил свечу на стол