Чудо-матрос. Сборник рассказов. Андрей Жеребнёв
на Павлика без слез нельзя было уже через неделю. Убитый горем, заходил он, бывало, в какую-нибудь каюту, где весело гоняла чаи дружная компания (только чтоб без ненавистного должника!). Разговор, шутки, смех – кощунство какое в такой то момент! – моментально стихали, повисала гробовая тишина – все судно уже было в курсе «Дела о двух долларах». Страдалец присаживался на вмиг освобожденный стул, тяжело уперев руки в колени, угрюмо устремив взор в палубу. Выдержав значительную паузу, кто-то осмеливался участливо осведомиться:
– Ну что, Паша, отдал тебе Саня, зелёные?
– Да какой там! – подскакивая, как ужаленный, взрывался Павлик. – Сейчас! Разбежался! Дождешься от него! Уж сказал бы: «Не отдам» – и всё! Я бы уж и не думал зря!
Напрасно он так думал: отдал ему Саша деньги, как положено – до последнего доллара.
Гаврош свободного города
– Такой рай им отдали! – не отрываясь от бинокуляра, расположенного на верхнем мостике тунцеловного сейнера, восторженно воскликнул Есин, тут же негодующе добавив: – А они!..
Шорин, жадно вглядывающийся в панораму Фритауна с бинокуляра соседнего, промолчал.
Вид открывался действительно великолепный. Еще не рассеянная солнцем сизая дымка утреннего тумана сказочно вуалировала крутые склоны холмов и разбросанные по ним особняки колониального стиля. И от серых крыш, бледно-желтых и цвета слоновой кости стен, от резных веранд и балконов веяло далеким прошлым. Фазенды стояли вальяжно-далеко друг от друга, занимая верхние «этажи» холмов. Но неухоженность участков и блекнущая краска фасадов ясно говорили, что золотое время полузабытых владельцев осталось далеко позади.
А внизу, отделенный от океана каменно-песчаной отмелью, раскинулся город. С современными зданиями на параллельно сходящих к воде улицах, со снующим в муравьином количестве народом. Яркие вывески банков и контор, редко проезжающие автомобили, рыбацкие баркасы и джонки у воды. И все это под сенью раскидистых ветвей невиданных тропических великанов – могучих хлопковых деревьев, достигавших нескольких десятков метров высоты.
Воистину, город, названный ушедшими отсюда полвека назад англичанами свободным, казался настоящим земным раем.
«Англичане был – хорошо был! – вспомнил Шорин слова Боди. – Школа был – все учился, больница бестплатный был».
Мудрый Боди – старший из троих матросов, работавших и между тем соглядатайствовавших (или наоборот) на борту сейнера, сносно говорил по-русски. В светлое время суток он любил обезьянничать в рубке с биноклем у глаз. Второй – Джон – великолепно сложенный гигант, не понимал ни черта, да и не хотел, черта этого ради, чего-то понимать. Ибо что хорошего мог сказать ему, положим, боцман? Предложить пойти поработать? Это в то время, когда можно, уложив тело в койку, по грохочущему своему радиоприемнику послушать, поневоле с двумя соседними каютами, новости родного берега?! Или, например, потерроризировать молодого на лишний кусок хлеба. Того звали Матар, впрочем на судне парня быстро перекрестили – вере