Весы Правосудия Божиего. Книга первая. Андрис Юрьевич Лочмелис
я раз – ногу на него, но далеко не уехал.
С почестями приняла меня мусарня.
И дело сшили вновь на восемь лет.
А вот лично твое мнение, как долго я был на воле в тот раз?
– Ну, старина, гадать не стану, но, похоже, тут время идет на считаные часы.
– Одни сутки в поезде и два часа, ха-ха-ха, на земле вольной – это мой рекорд, а знаешь, мораль сей басни какова, эй, дружок, «не так сам секс интересен, как подготовка к нему».
Годы писания романтических писем, представь, наверно, уж тысячу посланий нежных я получил и ответов отправил. Знаешь, сынок, теперь я понимаю, что те женщины, кто пишут письма нам в тюрьмы проклятые, они, походу, святые, ведь, сами того не понимая, они помогают нам, негодникам, сроки дотянуть, мы должны им быть благодарны.
Каждый раз, сколько бы я ни сидел, всегда нахожу какую-нибудь подругу или даже двоих, кто пишет для поддержки души, так сказать.
Давай уже познакомимся, что ли.
Растроганный, старый вор протянул свою костлявую руку:
– Восток, меня везде зовут Востоком, такое погоняло я выбрал сам, люблю встречать рассветы, понимаешь.
– Понимаю, чего тут не понять – кто рано встает, тому…
Броня, задумавшись, как бы протянул свою мысль сквозь дырку в железном щиту, закрывавшем его не только от свободы, а то даже и от дневного света.
– Чего же, мое имя известно – Бронислав, чуть нерусское, ну по крайней мере редкое, а дело в том, что батька в молодости на флоте мичманом служил, наверняка в каком-то портовом кабаке познакомился, в общем, был у него кореш американец, вот и назвал меня именем, похожим на Брюса.
Ну а тот, батя, кента иностранного вспоминая, все мазал, мол, тоже не очень-то коренным американцем являлся, из семьи эмигрантов с-под Рязани, впрочем, как и все тамошние ковбои, мол, еще до революции его предки за бугор сиганули, короче, это неважно.
– Да нормальное имя, и погоняло не надо, так и так, от толпы выделяешься – Броня, блин, да ты на танк и смахиваешь, гадом буду.
Старый вор Восток был одним особым хоть и вором, но Человеком с большой буквы.
Конечно, каждый из нас чем-то уникален, но а он-то от массы уголовников отличался уж точно, ну хотя бы тем, что мог посмеяться сам над своей судьбой, о которой жаловаться привычки не имел, хотя в глазах его зачастую просматривалась глубочайшая печаль о чем-то сокровенном.
Он никогда не учился, кроме начальных классов еще при детском доме, а потом университет жизни, пройденный в аудиториях тюремных камер, интеллектуал и, скорее всего, на уровне генетики унаследованная от прадедов, его личность могла быть на столь высоком уровне, этот человек знал толк в философическом анализе, в развитии сатирической мысли, да, он порой удивлял своими выводами и умозаключениями, простыми как три копейки, а ведь все гениальное и есть попросту простым, не так ли?
Подошел день нотариуса, самодовольный адвокат аж так сиял от удовлетворенности работой, что ему удалось-таки проделать «непосильным» трудом.