Нулевая гравитация. Сборник сатирических рассказов. Вуди Аллен
бордель было завершено. Наша собственная мебель была беспорядочно разбросана снаружи на тротуаре, несмотря на то что начался довольно сильный дождь. В моей гостиной актеры массовки, загримированные, словно гурии, соблазнительно развалились на подушках. Амброзия Вилбейс, насколько я понял, играла похищенную аристократку, вынужденную исполнять прихоти порочного султана, который оказался ее замаскированным диетологом и за которого она выходила замуж на борту космического шаттла. Почему наша жилплощадь была настолько важна для этого воплощенного кошмара, было откровением, доступным только такому гению, как Роучпейст. Для моей жены эта масштабная бойня была лишь малой ценой, необходимой для встречи с Брэдом Панчем, который шептал ей что-то на ухо, а она отвечала:
– Нет, они настоящие.
К трем часам дня моя сцена так и не началась, и, если не считать небольшой пожар в нашей библиотеке, созданный специалистами по спецэффектам, в котором огонь поглотил моего подписанного Грильпарцера[11] и картину Редона[12], все, казалось, были в восторге от накопившегося отснятого материала. Когда я услышал, что компания планирует закончить съемки к шести, чтобы избежать оплаты любых возможных сверхурочных, я начал беспокоиться по поводу своей роли. Я выразил эти опасения помощнику режиссера, но он заверил, что моя роль слишком важна, чтобы ускользнуть из поля зрения; и действительно, без нескольких минут шесть меня вызвали из подвала, в который я был сослан Амброзией Вилбейс, когда та решила показать свой непростой характер и настаивала на том, что мой парик ее отвлекает.
– Поскольку мы собираемся снимать, чтобы должным образом обозначить Грималкина, – сказал я помощнице режиссера, – есть несколько моментов, которые я хочу уточнить. После чего любая моя импровизация будет несравненной.
Я уже собирался перейти к конкретным деталям, когда несколько грубых холуев подняли меня за воротник рубашки и заднюю часть штанов, развернули параллельно земле и положили, визжащего, на пол лицом, в то время как женщина мазала мой правый висок багровой жидкостью. Затем небольшой карманный пистолет был положен к кончикам моих пальцев так, словно он только что выскользнул из моей хватки. Мне было велено после слова «мотор!» лежать неподвижно и молчать, что оказалось гораздо сложнее, чем я думал, учитывая внезапно начавшийся приступ сильной икоты. Поначалу я предположил, что мы снимаем в обратном порядке, начиная с обнаружения моего тела, а затем сюжет будет разворачиваться во флэшбеке, но на слове «снято» погасли прожекторы, открылась дверь, и съемочная группа бросилась наутек.
– Вы с домработницей можете начать приводить комнаты в порядок, – сказал Инчейп, нахлобучив свою твидовую кепку. – Вы производите впечатление перфекциониста, который любит, чтобы все было разложено по своим местам.
– Н-но мой персонаж – Грималкин – ось повествования… – сказал я в замешательстве.
– Так и есть, – вмешался Роучпейст,
Грильпарцер, Франц – австрийский поэт и драматург XVIII века. –
Редон, Одилон – французский живописец XVIII–XIX вв., один из основателей символизма. –