Время дальних странствий. Рудольф Баландин
мы плохо учились. Но и сессия была чудовищной. Математика, физика, радиотехника по программе МГУ, а ещё и геология СССР, палеонтология, тектоника.
Кстати, первый «неуд» в институте я получил на первом же экзамене. Это был марксизм-ленинизм. Догмы этого учения не вколачивались в мою голову. У меня появлялись какие-то разные варианты. Принимал экзамен доцент Штейнбук, обладатель прекрасной зрительной памяти. Он мне ласково сказал, что рад со мной познакомиться, ибо на лекциях мы не встречались.
…В 1988 году я читал для преподавателей и аспирантов МГРИ доклад о творчестве В.И. Вернадского к 125-летию со дня его рождения. Встретил старенького профессора Штейнбука и напомнил о той нашей встрече. Он смутился, сказал, что меня не помнит, и спросил, не обижаюсь ли я на него. Я ответил, что получил тогда по заслугам.
Анатолий Гелескул
Вместе с нами был отчислен единственный отличник Толя Гелескул – будущий талантливый поэт-переводчик с испанского, французского, польского. Он за успехи в учёбе получил премию имени Вернадского (имя тогда для меня незнакомое). Возможно, его отличная учёба на общем фоне выглядела странно. Проверка показала, что у него слабое здоровье. В частности, он плохо видел.
Мы с ним познакомились на первом курсе. Предстоял какой-то экзамен. Я безмятежно уселся на широкий подоконник. Вокруг блуждали озабоченные сокурсники с книгами, тетрадями, шпаргалками. Ко мне подошёл сосредоточенный студент:
– Всё выучил? А я один билет не успел. Надеюсь, не попадётся.
– А я только один знаю. Вряд ли попадётся.
Он мне не поверил. Когда узнал мой результат, понял, что я не врал.
Анатолий Гелескул был одним из самых интересных и талантливых людей, с которыми мне доводилось встречаться. Человек отчасти не от мира сего. Не в смысле мистики, религии, аскетизма. Он мечтал о жизни особенной, яркой, с опасными приключениями. Хотя по складу характера и физическим возможностям мог быть только кабинетным учёным или тем, кем стал.
Он не грезил о потусторонних мирах, а рационально мыслил с немалой долей скепсиса, был прилежным учеником в школе, институте. Значит, адекватно реагировал на окружающий мир. Но в реальном мире ему хотелось того, что называют романтикой. Портовый город Зурбаган в стране, созданной воображением Александра Грина. А ещё от Павла Когана: «В флибустьерском дальнем синем море / Бригантина подымает паруса».
Тогда мне казалось, у него юношеская наивная и безобидная блажь. Потом сообразил: пожалуй, это трагический разлад мечтаний с действительностью, невозможность быть тем, кем хотелось, мечталось. Надлом личности.
Толя перевёл стихотворение Поля Верлена «Смерть», передав, на мой взгляд, глубоко личные свои переживания:
Клинки не верят нам и ждут надёжных рук,
Злодейских, может быть, но воинской закваски,
А мы, мечтатели, замкнув порочный круг,
Уходим горестно в несбыточные сказки.
Клинки не верят нам, а руки