Хотите, я буду вашим понедельником?. Мария Фомальгаут
и в то же время две мельницы
…зерновой комбинат задумался – казалось, я смог в чем-то его убедить. По крайней мере он начал вспоминать о тех временах, когда еще был обычной деревенской мельницей, стоял на окраине села, поскрипывал жерновами, перемалывал зерно, вздымая мучную пыль. Кажется, комбинат вспоминал лунные осенние ночи, когда на мельнице оживлялись темные силы, призрачные духи, справляли свои мистические шабаши. В обычно время комбинат не просто говорил себе, что этого не было, – он даже не вспоминал те времена, когда был простой мельницей, только начинал свой трудный путь к богатству и процветанию. Осталась ли та деревенька? Жива ли она? Сидит на крылечке, глядя вдаль подслеповатыми глазами, или уже только черные птицы скачут по погосту?
– …вот что, – комбинат повернулся ко мне, – вам поручение… поднимите архивы, все, какие сможете, найдите тут деревеньку, откуда я родом…
– ..но… кто же будет контролировать…
…я сам себя проконтролирую, не проблема… А вы поищете деревеньку… Мне кажется, все не просто так, между мной и звездолетом существует какая-то связь…
– …какая… связь?
– Вот я бы это тоже хотел понять…
Я уже собирался выходить из огромных ворот к дороге, ведущей в мегаполис, когда спохватился и обернулся:
– А если…
– Что если?
– А если звездолет – это другой вариант вашей жизни… ну… как бы сложилась ваша судьба, если бы вы решили заниматься не зерном, а… махали бы своими мельничными крыльями, летали бы над миром, выше, выше…
Очень смешно, – комбинат презрительно фыркнул, – что же, ступайте…
Мне было не по себе от того, что он не верил мне – и в то же время я понимал, что рано или поздно ему придется мне поверить…
Дом из числа Пи
…каким было раньше число Пи, сейчас уже никто и не помнит, – еще бы кто-то что-то помнил, от него ничего толком и не осталось. Единицы растащили, чтобы сложить из них стены домов, из четверок сделали стулья, из шестерок – уютные кресла-качалки, из троек получились удобные вазочки. Девятки мы использовали как крючки, на которые можно было что-нибудь вешать, две семерки, приставленные друг к другу, образовывали добротный стол. Из восьмёрок и нулей получились отличные мягкие диваны. Как использовать двойки, никто не знал, и они сиротливо висели в пустоте, где когда-то тянулась бесконечная вереница цифр числа Пи. Впрочем, некоторые оригиналы все-таки помещали в свои дома двойки – сами не знали, зачем.
Нам повезло – или наоборот, не повезло – жить в самом начале Города, начале, которое еще помнило, как Город появлялся из ниоткуда, из вереницы чисел. Нам выпала нелегкая и в то же время почетная миссия – охранять самое начало числа Пи до двадцатого знака. Если бы кто-нибудь пожелал урвать оттуда пару семерок на стол или восьмерку для диванчика, мы должны были пресечь это сию минуту. Впрочем, такое вряд ли случилось бы – по ту сторону числа Пи было более чем достаточно цифр. Вечерами мы шутили, что когда-нибудь цифры в конце числа Пи кончатся,