Идеи и отношения. Евгений Медреш
у тебя и чем ты имеешь право распоряжаться. А если речь идет о врачевании, то дать другому дозволено лишь то, что этому другому действительно нужно. Именно ему нужно, а не тебе или кому-то еще. Иное должно и называться иным: не психотерапия, а техника изолирования кризисных людей от общества; не помощь нарушенному, страдающему человеку в преодолении его тягот, а помощь себе и обществу в преодолении тягот общения и сосуществования с таким человеком.
Парадигма взаимоотношений и взаимодействия людей, приличествующая ХХI веку – это субъект-субъектная парадигма Я – Ты отношений. Она также совершенно органична и эффективна для профессиональной психотерапии в том смысле, что на ней могут быть основаны действия, способствующие жизненной адаптации и позитивной личностной динамике клиента терапии.
Здесь клиент не унижен, и терапевт не принимает решения за него. Терапевт и клиент личностно равны. И если я терапевт, то он для меня не больной, не неполноценный, он только – другой человек. Это сознательный априорный постулат, ценностный выбор. Или, если угодно, акт веры. Профессиональный акт веры.
Я не спасаю его от боли – я помогаю ему осознать и прожить свою боль, свою травму, свою экзистенциальную ситуацию. Прожить и попробовать принять по отношению к ней свое осознанное решение, сделать свою жизнь в полной мере своею. Я присутствую рядом с моим клиентом, я вижу и слышу его, я испытываю по отношению к нему чувства, которыми и делюсь с ним. И именно это оказывает терапевтическое, лечебное воздействие, поскольку стимулирует собственные личностные ресурсы клиента, а не приводит к подмене, к замещению его ресурсов моими.
Януш Корчак в книге «Как любить детей» сказал примерно вот что: «Здесь мы, наверное, разойдемся с большинством из моих читателей, но без того, чтобы принять следующее утверждение, мы все равно не сможем дальше идти вместе. Итак: ребенок имеет право на смерть».
Да, в этом пункте он, возможно, потерял многих. Это что ж такое говорит великий педагог и гуманист Корчак?
А Корчак, на мой взгляд, говорит следующее: без того, чтобы признать за ребенком право на смерть, мы не сможем по настоящему признать за ним право на жизнь. Зато сможем помешать его становлению, его росту и самораскрытию. Есть принципиальная разница между тем, чтобы не хотеть чего-либо в другом или для другого, – и отказывать в праве другому, даже самому близкому, на реальную жизнь во всей ее полноте и возможностях. Нельзя любить нечто несамостоятельное, управляемое и контролируемое. Это можно иметь, этим можно владеть и пользоваться, но это нельзя любить. Невозможно любить того, кому мы не доверяем, кого не считаем самостоятельным, отдельным, свободным и равным себе. Более того: уберечь ребенка, помочь ему войти в жизнь и оставаться в жизни мы можем лишь после того, как осознаем и признаем, что он действительно имеет право на все в отношении самого себя.
В очень похожей ситуации находится и психотерапевт. Если он хочет помочь тому, кто обратился к нему в