Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец. Вадим Полищук
призвать?
– Тебя? – удивляется старший лейтенант. – Нельзя. Ты не житель нашего района, документов у тебя нет и возраст не призывной.
Минут десять уговариваю военкома, взывая к его чести, совести, долгу Родине и так далее. И ведь уломал. Главным фактором стало то, что сегодня начались бои за Бобруйск, а значит, в любой момент немцы могут прийти сюда, где никаких войск нет. Военком вызвал Костромитина.
– Ну что, лейтенант? Возьмешь к себе пополнение? – кивает на меня военком.
– Возьму, товарищ старший лейтенант.
– Ну, добро, ты пока иди, мы его сейчас оформим.
Решаю отжать ситуацию по максимуму.
– Товарищ старший лейтенант, если я уже боец Красной армии, то нельзя ли мне найти хоть какую-нибудь обувь.
Мои летние туфли с честью выдержали многокилометровый марш по лесным дорогам и бездорожью, но сейчас уже близки к развалу. Войдя в мое положение, военком отправляет на вещевой склад сержанта с приказом найти самые большие сапоги. Пока сержант ходит, я становлюсь обладателем шикарной справки о призыве меня в Красную армию. Фотографии на справке нет, зато стоит настоящая печать Паричского военкомата. В графе «Место назначения» значится «в распоряжение лейтенанта Костромитина». Теперь я с лейтенанта должен пылинки сдувать, он моя единственная легальная зацепка в этом времени. Сержант приносит отличные яловые сапоги, явно предназначенные для комсостава. Своего владельца они не нашли только благодаря своему размеру, не заносило в Паричи большеногих командиров.
– Сапоги принес? – интересуется военком у сержанта.
– Принес, товарищ старший лейтенант.
– А портянки где?
Сержант срывается с места, видно грозный военком в Паричах. Выйдя во двор, застаю там только закрытую брезентом пушку и лейтенанта с моей СВТ.
– А Петрович куда исчез?
– В МТС поехал. Что-то у него с коробкой, там обещали помочь с ремонтом.
Пока я переобуваюсь, меня находит военкоматовский сержант и передает мне караульную норму – пятнадцать патронов в трех обоймах. Костромитин расписывается в журнале. В Паричах мы задерживаемся еще на один день – ремонт нашего трактора затягивается. Хорошо, что сделан он на базе обычного сталинградского трактора, никаких проблем с ремонтом и запчасти можно найти даже в сельских МТС.
Пока наше орудие стоит во дворе военкомата, к нам то и дело подходят местные жители и спрашивают, чего это мы, зенитчики, не стреляем по немецким самолетам, изредка пролетающим над поселком. Лейтенант объясняет им, что у нас только два человека, а нужен полный расчет, что без ПУАЗО и дальномера стрельба одним орудием – бесполезный расход боеприпасов, а снарядов у нас всего шестнадцать штук. Наивный ты человек, лейтенант. Когда к нам с ехидным вопросом подкатывает очередной дедок, объяснения я беру на себя.
– Если мы стрелять начнем, то немцы нас обозначат как цель для своей авиации, и будут бомбить. Ты, дед, этого хочешь?
Не хочет. Паричи бомбили в первый же день войны. Точнее, бомбили это громко сказано. Видимо, паромная переправа в Паричах значилась