Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец. Вадим Полищук
от передовых ячеек находился.
– И-и-и, раз! И-и-и, два!
Наконец мы выбиваем чурбак из ствола. Лейтенант лезет рукой в ствол и находит его недостаточно чистым. Нашелся чистоплюй на мою лысую голову. Все по новой, обматываем чурбак тряпками, запихиваем в ствол.
– И-и-и, раз! И-и-и, два!
До штаба добираемся только к двум часам дня, зато с чистым орудийным стволом. А сами уже десять дней не мылись, несет от нас сейчас… Штаб расположился километрах в пяти от Днепра. Если фрицы узнают, артиллерией накроют запросто. Но у них сейчас другие заботы, к Днепру вышли передовые танковые части, а пехота и все снабжение отстало на неделю минимум. Поэтому с боеприпасами у них негусто. На въезде в деревню нас проверяют, но комиссарская бумажка открывает нам дорогу. СТЗ ставим подальше от глаз начальства, и лейтенант убегает за предписанием. Петрович курит, а я просто греюсь на солнышке. И тут мне в голову приходит мысль, точнее мыслища.
– Петрович, у тебя белая краска есть?
– Нет, вообще никакой нет. А зачем тебе?
– Звездочки хочу нарисовать, по числу подбитых танков.
– Здорово, – оживляется механик, – а где рисовать будем.
– На стволе, естественно. Слева танки, справа самолеты. Только краски-то все равно нет.
– Для такого дела найдем, – обещает Петрович. – При штабе всякой шоферни хватает, у кого-нибудь одолжим.
Минут через десять механик возвращается с литровой банкой белой масляной краски. Теперь встает проблема бумаги, Петрович бежит за ней. Когда появляется бумага, то оказывается, что нет ножниц. Добро пожаловать в мир тотального дефицита, усугубленного войной. В конце концов, вдохновленный идеей механик жертвует своей бритвой, и я вырезаю из бумаги трафарет. Ничего получилось, терпимо. Аккуратно, тампончиком рисуем звездочки, Петрович даже дыхание затаил. Осторожно снимаю трафарет со второй звездочки. Механик в восторге.
– Здорово, – выдыхает он, – теперь сразу видно – едет героический расчет.
Дай ему волю, он бы и накатник пробитый не менял, тоже наглядное свидетельство опасностей ратного труда, перенесенного Петровичем.
– Слушай, а может, на тягаче тоже нарисуем?
– Обязательно нарисуем, как только ты своим трактором немецкий танк раздавишь, так сразу и нарисуем.
– Это что вы тут рисовать собрались?
Сзади незаметно подошел Костромитин.
– А это что за художества на боевом орудии?
– Звездочки, товарищ лейтенант, по числу подбитых танков. Пусть все видят.
– А вы от скромности не умрете, товарищ инженер.
– Так ведь сам себя не похвалишь, другие не заметят. Да вы на грудь мою посмотрите, товарищ лейтенант.
– И что такого особенного на твоей груди?
– Размеры. Представляете, сколько орденов на ней поместится.
Такой незатейливый юмор находит понимание, оба от души смеются. Да и вообще нравы здесь намного проще, чем в наше время.
– Пусть остаются, –