Гражданская война Михаила Булгакова. Василий Стоякин
по необходимости» возникла у Булгакова летом 1917 года, когда он уже работал земским врачом в селе Никольское.
По версии, которая описана в рассказе «Морфий» и в воспоминаниях Татьяны Николаевны, «привезли ребенка с дифтеритом (…) Михаил стал пленки из горла отсасывать и говорит: “Знаешь, мне, кажется, пленка в рот попала. Надо сделать прививку”. Я его предупреждала: “Смотри, у тебя губы распухнут, лицо распухнет, зуд будет страшный в руках и ногах”. Но он всё равно: “Я сделаю”. И через некоторое время началось: лицо распухает, тело сыпью покрывается, зуд безумный… А потом страшные боли в ногах. Это я два раза испытала. И он, конечно, не мог выносить. Сейчас же: “Зови Степаниду”. Я пошла туда, где они живут, говорю, что “он просит вас, чтобы вы пришли”. Она приходит. Он: “Сейчас же мне принесите, пожалуйста, шприц и морфий”. Она принесла морфий, впрыснула ему. Он сразу успокоился и заснул. И ему это очень понравилось. Через некоторое время, как у него неважное состояние было, он опять вызвал фельдшерицу. Она же не может возражать, он же врач… Опять впрыскивает. Но принесла очень мало морфия. Он опять… Вот так это и началось».
Морфий в то время был основным обезболивающим средством (он и сейчас так используется). Есть, кстати, версия, что морфий Булгаков мог попробовать ещё весной 1916 года – на фронте. Однако никаких подтверждений этому нет.
Любопытную информацию опубликовала Ольга Жук в статье «М. Булгаков и Де Квинси: история одного сюжета»: «Наркозависимость среди врачей и медицинского персонала явление нередкое, более того, привычное и вполне понятное, легко объяснимое. Немецкий врач и фармаколог профессор Луис Левин в 1924 году приводил данные о морфинизме среди европейских медиков: это 40,4 % врачей и 10 % их жён. С одной стороны, врачи понимают, что они делают, понимают они и как лучше использовать терапевтический потенциал наркотика. Но врачи ещё в большей степени, чем остальные, имеют склонность к самообману, полагая, что они контролируют ситуацию (наркотик), а не наркотик контролирует их. С другой стороны, неограниченный и даже ограниченный доступ к наркотикам – этически, научно и фактически позволяет проводить эксперименты и манипуляции на себе».
Кстати, Татьяна Николаевна тоже принимала морфий в Никольском – Булгаков ей дал, когда у неё были сильные боли в животе. Но: «я отвратительно себя чувствовала после этого. Не то чтобы возбуждение какое-то, сонливость. И началась рвота. А он – прекрасно».
В Киев Булгаков вернулся законченным наркоманом. Выглядел очень плохо, был вспыльчивым, постоянно требовал от жены морфий. Даже пытался стрелять в неё.
Лечением (не прямым – косвенным, через жену) Булгакова занялся друг семьи, а в будущем – отчим писателя, доктор Иван Воскресенский. Он предложил разбавлять морфий дистиллированной водой. Удивительно, но этот нехитрый приём привёл к позитивному результату – весной 1918 года (по другим предположениям – весной 1919-го) Булгаков от наркомании полностью вылечился и смог открыть венерологическую практику.
Понятно,