Горыныч и чай. Анна Пейчева
уже три минуты сорок пять секунд тебя жду, – буркнула Аврора. Коллега застыла у парадной, словно памятник самой нелепой бунтарке в мире: лет двадцати двух, кругленькая, маленькая, и при этом – сиреневые дреды, насупленные брови и абсолютно несусветная одежда всех цветов радуги. Будто Красная Шапочка, отправившись в гости к бабуле, случайно забрела на лесной панк-рок-фестиваль, где ее накормили пирожками с галлюциногенными грибами. – Теперь уже сорок шесть.
Своевольная девица обитала на втором этаже того же доходного дома, в квартире под номером 5. Аврору Успенскую, программиста Седьмого отделения, шеф определил Лизе в няньки. Нужно было помочь новой сотруднице сориентироваться в новой реальности. Сам Филипп Петрович жил на старой ферме под Петербургом, граф Александр владел фамильным особняком на Английской набережной, и всё это были места для Лизы неподобающие; посвящать посторонних в свои семейные дела шеф не захотел. В итоге проведение курса молодого бойца пришлось взять на себя Авроре.
– А знаешь, ветеринар как программист – тоже всю жизнь с мышами и вирусами, – попробовала пошутить Лиза при первом общении с «наставницей».
Аврора закатила глаза.
Обе девушки были друг от друга не в восторге. Аврору жутко раздражала Лизина техническая отсталость. Кроме того, шеф представил Лизу коллегам как швейцарскую беженку – нужно было как-то объяснить, почему ее не было ни в каких базах и почему она не знает элементарных вещей, хуже воспитанника киндергартена. Собственно, и что такое киндергартен, она тоже не знала. «Шоколадное яйцо?» – наугад спросила Лиза. «Сад для детей», – буркнула Аврора.
Резкая программерша открыто презирала швейцарцев, называя их «унылыми бесхребетными овечками, которые не способны навести порядок в собственной стране и голове».
По Лизиному же глубокому убеждению, Аврора и сама была немного того.
– Не знаешь, что за интурист напал на меня возле лифта? – поинтересовалась Лиза по дороге к вакуумному трамваю. – Разряженный в пух и прах, эдакий павлин в блестящих штанишках. Я из-за него и опоздала. Нарисовал вот мне на руке какую-то дрянь.
Аврора мельком взглянула на нательную роспись.
– Это не турист, это Энджи. Ангел Головастиков. Телеведущий. Бывший император. Между прочим, я за него голосовала на референдуме. Он прикольный. Жаль, что выиграла Екатерина. Она скучная.
– Ясно, – сказала Лиза, хотя ничего ей было не ясно. Император? Референдум? А как же 400 лет правления Романовых? Ерунда какая-то. Хотя, кажется, о чем-то таком упоминал Филипп Петрович еще тогда, в «Омеле».
Лиза понизила голос и опасливо оглянулась по сторонам:
– Слушай-ка, а разве позволительно говорить об императрице в таком тоне?
Аврора не потрудилась ответить. Ее профиль очень хотел казаться надменным, однако все впечатление портили нос-картошка и щечки-яблочки, налившиеся на морозце легким румянцем.
В Петербург пришла настоящая зима. Здесь, в